Я работаю над серией произведений, основанной на идее того, что я художница-сурвивалистка. Я использую свою художественную практику, чтобы предсказать темное будущее, которое нас ожидает. Что мне нужно, чтобы выжить? Как я могу использовать свою работу, чтобы быть полезной в разных сценариях будущего, и в тоже время сделать видимым тот очевидный урон планете, в котором мы все участвуем?

Поскольку я уже работала с этой темой, я подумала, что в будущем будет очень непросто пережить полное отсутствие искусства. Все то хорошее искусство, созданное до сегодняшнего дня, исчезнет в тот момент когда большая часть нашей планеты уйдёт под воду. Чтобы нам было бы интересно сохранить для будущего, чтобы мы хотели передать нашим детям и возможным выжившим?

Как художница, я всегда имела подход “сделай сама” и участвовала во многих самоорганизованных художественных инициативах. Это естественная часть жизни и работы в Гётеборге, художественное сообщество которого можно практически назвать анархистским. Галереи и выставочные пространства, самоорганизованные художниками всегда были большой частью Гётеборга. Здесь оказались многие художники и художницы, которые решили выйти из элитистского и иерархического мира искусства, который существует во многих других городах мира.

Когда я начала работать над серией “Страховка от конца света”, я делала это с критикой идеи “будь уверена, что ты и твоя семья в безопасности” – той модели, на которой основана индустрия страхования и подходы сурвивалистов. Это принципиально не отличается от сферы искусства, которая зачастую эгоцентрична и эгоистична.

“Страховка от конца света / Водонепроницаемое. Выборка истории искусства” – это попытка зафиксировать более горизонтальный взгляд на искусство и представить альтернативный образ того, как будет выглядеть история искусства и художественных практик в будущем. Я вижу это произведение как продолжающуюся работу, надеясь, что каждый раз, когда я её выставляю, всё больше художников и художниц станут частью будущего и создадут новое наследие. Когда случится апокалипсис и если кто-то выживет, то скорее всего у него/нее будут более важные заботы, чем думать о искусстве в том виде, в котором оно существует сегодня. Однако мне нравится думать, что маленькая подборка арт-книг может стать отправной точкой для размышления о новой ситуации выживания.

Я хочу сохранить арт-книги не только известных художников и художниц. Я планирую собрать арт-книги, запечатать их в вакуумную упаковку и сложить их на водоплавающей палете.

Мне нужна ваша помощь в сборе этих книг. Хотели ли бы вы стать частью этого проекта? Что было бы важно сохранить для будущего? Что должна была бы история искусства будущего включить в себя? Смогли ли бы вы дать свою арт-книгу? Я буду крайне благодарна, если вы сможете мне помочь с этой работой. Эти книги будут представлены таким образом, что задняя обложка будет видна публике. Я буду более чем счастлива, если вы сможете прислать мне свои книги:

Linda Tedsdotter

Konstepidemins väg 6

413 14 Göteborg

Sweden

ОЛЯ

Некоторое время назад художественная практика едва ли признавалась в качестве “работы”. Даже сегодня искусство иногда рассматривается как некая неконтролируемая сила, которая просто выходит из тебя, почти без каких-либо усилий, при условии, что у тебя есть вдохновение или талант. Художников могут считать паразитами или бездельниками, ведущими богемный образ жизни. Однако, на деле художники сегодня – это прекарные менеджеры самих себя, справляющиеся с многозадачностью само-продвижения и презентации, написанием заявок, построением профессиональных сетей и собственно художественным производством. Часто художники вынуждены иметь другую “нормальную” работу, чтобы заработать на жизнь. Как у большинства фрилансеров, у них нет ни стабильного дохода, ни социальных благ. В качестве компенсации за такие напряженные и уязвимые условия жизни и труда предполагается, что они получают свои “художественные блага” – удовольствие, славу и т. д., что на деле чаще заменяется нервными срывами, выгоранием, тревогой и депрессией. В то же время существует старая идея о том, что художники должны страдать – так рождается их искусство. Но в современном мире от художников ждут, что они не будут слишком сумасшедшими или страдать от депрессии, а будут достаточно адекватными для комфортного и безопасного сотрудничества и профессиональных отношений.

Чтобы справиться с этой ситуацией, существует несколько способов нормализации деятельности художника: самые распространённые – союзы художников или получение статуса самозанятых. Первый способ сегодня, к сожалению, представляет собой закостенелую бюрокатическую структуру (по крайней мере в Восточной Европе), а второй не отменяет все трудности прекарных работников, упомянутые выше. И если художник становится наёмным рабочим, то кто его нанимает: государство, общество, кураторы, критики, они сами или другие художники – то есть само “поле искусства”?

Поэтому, быть может, нам следует двигаться в противоположном направлении, или не двигаться вообще, а обратиться к не-работе, чтобы в конце концов почувствовать удовольствие и радость как политический акт, практиковать радикальную праздность, и стать непродуктивными и некреативными без всякого чувства вины, стресса или сожаления! Не-творческая не-работа художника. Эта идея не так уж и нова: её можно найти в политических и художественных традициях. В 1883 году Поль Лафарг написал “Право на лень”, где он провозглашал, что рабочим не следует требовать больше работы или улучшенных условий труда, но нужно требовать меньше работы и отстаивать право на леность и ее удовольствия.¹ Марсель Дюшан выступал за отказ работать как за отказ быть художественным продюсером или перформером, у которого есть социальная функция и художественная идентичность.²

Учитывая сегодняшнюю одержимость перформансом себя и постоянным присутствием (этот феномен хорошо проанализировала Хито Штейерль в своей лекции и эссе “Террор тотального присутствия”, 2015), это требование звучит особенно остро.³ Казимир Малевич восхвалял лень, критикуя и капитализм, и коммунизм за трудоцентризм в своём тексте “Лень как действительная истина человечества” (1921).⁴ Младен Стилинович верил в то, что “без лени нет искусства” и критиковал западную художественную традицию как систему художественного производства в своем эссе “Похвала лени” (1993). Он пишет: “На Западе художники не ленивы, а потому они – не художники, а производители”.⁵ В то же время он утверждал, что художники с Востока были за рамками этой системы и поэтому “у них было достаточно времени, чтобы сконцентрироваться на лени и на искусстве. Даже посвящая себя искусству, они знали – это напрасно, это впустую”.⁶

Практиковать лень в нашем трудоориентированном обществе не так просто, как может показаться на первый взгляд. Как пишет Маурицио Лаццарато:

“Начнем с функции “социоэкономической критики”: лень не означает простого “не-действования” или “минимального действования”. Это – позиция, занятая по отношению к условиям существования при капитализме. Прежде всего она выражает субъективный отказ от труда (наёмного) и всего сопутствующего ему социального поведения, предписанного капиталистическим обществом”.⁷

Лень, непродуктивность и не-работа – это не просто эксцентрические и эгоистические выходки, но коллективные политические проблемы, к которым нужно подходить систематически и комплексно. Быть эффективно ленивыми может стать тяжелой работой само по себе; это даже может быть насильственным и болезненным. Поэтому действительно важно сохранять разделяемую радость и наслаждение в не-работе.

ДИНА

Оля, отлично! Спасибо большое за начатый разговор!

Я хотелакратко прокомментировать, что в современном контексте Санкт-Петербурга существует сеть горизонтальных лабораторий, которые выступают за мир без труда – н и и ч е г о д е л а т ь (Научно Исследовательский Институт Чего делать). Сотрудники НИИ Чего делать хотят подорвать труд и следование социальному поведению бездействием. Они пишут, что ничегонеделание может быть или может стать возможностью создания новых способов сосуществования и проживания альтернативного времени: “Разработка новых трудовых отношений и тотальная лень являются необходимым напряжением, создающим поле, объединяющее трудящихся и нетрудящихся.”.⁸ Они занимаются темами времени (выгорание – ускорение, гниение – остановка), связности пространств (интимные интерфейсы); исследованием тела и его способности замедляться и ускоряться; и ролями тунеядца, прокрастинатора, прекарияи бездельника. Они призывают к ББД (безусловному базовому доходу) + социальной помощи (бесплатному здравоохранению, образованию, профессиональному обучению, социальным услугам). 1 мая, в ДЕНЬ ТРУДА, они вышли на ежегодную первомайскую демонстрацию солидарности трудящихся и нетрудящихся. Вот некоторые из их слоганов и лозунгов →

• 

• 

• 

• 

• 

• 

КОЛЯ

Спасибо, Оля и Дина, за обращение к практике не-работы из коллективной перспективы! Я бы хотел поделиться примером активности н и и ч е г о д е л а т ь (НИИ Чего делать).⁹ Это движенческий перформанс-доклад “ВременнАя текучесть в крутящихся дверях ТРК “Галерея” в Санкт-Петербурге”, подготовленный Мариной Шамовой в рамках Симпозиума НИИ Чего делать в торговом центре “Галерея” (2017). Вот ссылка на видео документацию.

А вот несколько скриншотов, если вы не хотите работать на социальные сети и создавать учетные записи в них:

• 

• 

• 

Вот несколько причин, почему я считаю оккупацию вращающихся дверей важной:

• Прозрачная, не-зрелищная активность.
• Коллективная практика, вовлекающая незнакомцев.
• Это действие по захвату уже существующих структур, культурных машин, которые производят разделение режимов досуга / отдыха и работы.
• Это создание временной зоны без каких-либо претензий на устойчивость (очень проблемное слово, которое включено в дискурс самозанятости).

ОЛЯ

Спасибо, Дина и Коля, за привнесение практик н и и ч е г о д е л а т ь в дискуссию! Меня также захватил их перформанс во вращающихся дверях. Вращающиеся двери торгового центра – это транзитное пространство между пространством потребления, которое сегодня часто почти приравнивается к пространству досуга, и повседневным пространством “работы”. Перформеры отказываются проходить из одного пространства в другое. Есть что-то особенное в самом круговом движении во вращающихся дверях – зацикленность и повторение – как отсылка к хороводу, танцу коло или карусели, но структура дверей состоит из сегментов, которые разделяют проходящих на временные и случайные группы.

НИЛЬС

Дорогие все, спасибо за привнесение в наши коллективные заметки это политическое измерение. Перформанс в карусели напоминает мне международный анти-капиталистический проект с названием “День без покупок” (25 ноября). Группа шведских художников организовывала процессии пустых тележек в торговых центрах. Охранники приказывали им прекратить свои действия. Эта артивистская практика раньше рассматривалась и понималась как протест против консьюмеризма, но глобальный экологический кризис поменял всё. Огромная проблема сегодня – это климатические кризис. Много людей работает над тем, чтобы разрушить экологию нашей планеты. В глобальном измерении большой капитал построен на разрушении основ жизни. Похоже на то, что все антиутопии, созданные Голливудом, станут реальностью. Нельзя допустить, чтобы антиутопии стали реальностью! Это должно стать первым аргументом в теме не-работы. Второй аргумент – работа над темой не-работы требует много усилий, как говорила Оля. Нам нужно создать сферу роскошной лени, которая откроет наш разум и будет способствовать наслаждениям и удовольствиям. Это бы сработало для большого количества людей, потому что сегодня технологии и уровень производства человечества могут обеспечить нас всем. Но вернёмся к искусству. Я думаю, что очень важно защищать искусство от идей и самой системы креативных индустрий. Концепт креативности очень опасен. Нам лучше держаться концепции не-креативности. Тот момент, когда искусство говорит нет. Нет. И ещё раз нет.

ДИНА

Дорогой Нильс,

Я перечитала твои мысли в документе. И меня зацепил слоган “Нельзя допустить, чтобы антиутопии стали реальностью!” И ты также упомянул “роскошную лень”. Это заставило меня вспомнитьоб утопическом проекте, который часто обращается к новым технологиям, которые могут принести равенство и свободу. Возможно, даже свободу от работы, как мы видим в полностью автоматизированном роскошном коммунизме, который утверждает, что новые технологии освободят нас от работы, создадут возможности строить общество вне рамок капитализма и дефицита. “Автоматизация, а не подрыв экономики, основанной на полной занятости, – это путь к миру свободы, роскоши и счастья. Для всех”. https://www.youtube.com/watch?v=dmQ-BZ3eWxM

НИЛЬС

И снова здравствуйте, я получил свою Phd в 2017-м году по художественному исследованию. Основы художественного исследования радикальны, потому что они дают художнику право или обязанность объяснять его или её работу. И это разрушает разделение труда между художником как создателем и куратором и критиком искусства/историком как толкователем. Концепт исследования также означает, что художник/исследователь должен работать более открыто, не тайным образом. Художественное исследование в своём лучшем проявлении создаёт мультидисциплинарный диалог между разными художественными и теоретическими традициями, а также действует как мост к другим областям исследования и инновациям. Академический исследовательский аппарат не может справиться с этим, потому что структура высшего образования не выстроена для того, чтобы принимать практикующего художника. В Швеции существует проблема создания среды, в которой искусство и исследования могут процветать. То, что мы часто получаем, – это институционализированное искусство, изуродованное бюрократией в стерильных офисоподобных помещениях. (ИКЕЕВСКИЙ АД).

Для вас, людей из Беларуси, это может звучать как жалобы испорченного ребёнка по ничтожному поводу.

Всего наилучшего,

Нильс

P.S.

О создании лабораторий и центров для художественной и исследовательской активностей можете посмотреть здесь:

http://uniarts.diva-portal.org/smash/record.jsf?pid=diva2%3A1139775&dswid=-9809 

Данная публикация – это коллекция текстов, обсуждающих пути создания среды, в которой исследование/искусство и образование могут встретиться и коммуницировать.

ОЛЯ

Нильс, спасибо за твой комментарий. То, что ты говоришь об инструментализации и бюрократизации искусства, очень мне откликается. И не только в отношении союза искусства и исследований в академической среде, а также более глобально. Я думаю, я пыталась сказать что-то похожее, когда отмечала, что от художников сегодня требуют быть удобными для совместной работы: у них не может быть депрессии или они не могут быть слишком сумасшедшими. У меня также есть ощущение, что, возможно, сегодня текст или исследование, которые сопровождают произведения искусства, являются своего рода доказательством того, что художник действительно работал, потому что произведение искусства само по себе часто не выглядит как то, к чему прилагали усилия при его создании. Конечно, это не всегда имеет место.

Мы также должны учитывать определённую разницу между беларусской и шведской ситуациями, поскольку мы, очевидно, не говорим об исключительно локальных или, наоборот, исключительно универсальных проблемах, и даже внутри наших домашних контекстов некоторые из нас находятся в разных позициях. Вообще, иногда, как художница из Беларуси, я чувствую себя как бы в некотором зазоре, пытаясь балансировать между западной и постсоциалистическими системами художественного производства.

ДИНА

Да, я тоже думаю, что шведский художественный контекст отличается во многом от контекста в Беларуси. Как правило, в Минске не только невозможно жить с того, что приносит искусство, но и необходимо преодолевать определённые бюрократические сложности. Это совершенно противоположная ситуация той, что есть в Швеции. Я имею в виду “Декрет против тунеядства” в Беларуси, с которым, я уверена, вы знакомы. Декрет предписывает каждому, кто работает меньше чем 183 дня в год, платить 20 базовых величин (около 230 €) для компенсации социальных благ, которые предоставляет государство. Вы знаете, что это довольно много – около половины среднемесячной зарплаты. Как говорит министр труда и социальной защиты: очень важно “стимулировать” занятость населения.

Художники, чтобы не платить “налог” (тут, конечно, лучше подходит слово “штраф”), должны показать свое искусство специальной комиссии, которая выдаёт профессиональные сертификаты в соответствии с законом (или они могут отказать тебе в случае, если у тебя нет академического художественного образования). И вы понимаете, что это значит для современных художников – практически нет шансов получить эту справку.

Декрет действовал с апреля 2015 г. до недавнего времени. В феврале 2017 г. прошла серия уличных протестов против декрета и экономической ситуации в Беларуси. Налог на тунеядство и его влияние на сферу культуры сделало пространство между рынком и авторитарным контролем в государстве очевидным.

1 декабря 2018 г. была создана база неработающих. Мы знаем уже, что неработающие должны будут заплатить “за услуги, определяемые Советом министров по ценам и тарифам, обеспечивающим полное возмещение экономически оправданных затрат на их предоставление”, как, например, медицина, образование, коммунальные услуги, общественный транспорт …

ДИНА

Всем снова привет!

Как у вас дела?

Дорогая Оля,

Я бы очень хотела подчеркнуть важность твоих мыслей по поводу того, что художники сегодня должны быть “комфортными для работы”, “они не имеют права впадать в депрессию или быть слишком сумасшедшими”. Я как-то оказалась в ситуации, когда меня пригласили, к примеру, на резиденцию, где все были очень милыми и готовыми помочь, но в тоже время “ожидающими чего-то” – и это тоже нормально если это “ожидание” не предполагает создание комфортной ситуации для посетителей. Я подумала: почему они приглашают меня? Они не знают, чем я занимаюсь? Или лекция, на которой тебе нужно представить свой художественный метод, который иногда трактуется как радикальный и может доставить неудобство и дискомфорт для некоторых людей. Однако это нужно как провокация и как метод разучить (unlearn) то, что ты когда-то выучила, или отказаться от навыка (deskill) – как использовать инструмент иным образом, как было запланировано, с целью сломать удобный, уютный и знакомый сценарий пользователя. Я часто говорила по этому поводу с моими друзьями из Движения Ночь, которые часто оказываются в ситуации спора с организаторами разных мероприятий из-за того, что они “слишком сумасшедшие”.

К слову, они провели Ночь без движения (https://docs.google.com/spreadsheets/d/1er3GHmQH-4JnEC58ZrFpgyUM3de2y3Qb8udQ_5pNel8/edit#gid=1712260849) и Ночь Сна (https://docs.google.com/spreadsheets/d/1er3GHmQH-4JnEC58ZrFpgyUM3de2y3Qb8udQ_5pNel8/edit#gid=1547741311), и это соотносится с идеями, которые мы обсуждали в Бресте и онлайн.

• 

• 

• 

Что же касается “пауз”, “остановок” и “моментов для отдыха”, я и Коля недавно организовали онлайн конференцию о бесполезном концепте “Трафик Луп”, который представляет собой бесконечный цикл данных, идущих по кругу. Во время конференции у людей, которые были наняты для исполнения сценария, был также 7-минутный перерыв.

• 

• 

Мы много говорим здесь о (не)работе, культивировании и выращивании этого в нас самих. Но также в сериях СОР – сессиях одновременной работы – Коля и я пригласили наших друзей и коллег присоединиться к рабочей активности на час:

Это союз нематериальных работниц и работников, виртуальное пространство совместной работы. Не отвлекайте друг друга. Вы можете наблюдать, как кто-то занимается своим когнитивным трудом.

Сессии синхронизации предназначены для включения участниц и участников в один рабочий режим. Будучи объединёнными одним из инструментов онлайн-общения, мы будем просто работать и слушать работу друг друга. Молча присутствовать в воображаемом пространстве.

Совместные тихие сессии – это противоположность рационализированному тайм-менеджменту производства. Мы объединяемся не для того, чтобы производить что-то совместно, а для того, чтобы помогать друг другу преодолевать ускорение процессов коммуникации и производства, усиленных онлайн-инструментами. Используя те же самые инструменты не по их назначению, мы вместе строим союз нематериальных работниц и работников.

• 

• 

• 

Пока!

XXX,

Дина

НИЛЬС

Дорогая Оля,

Тот пробел, о котором ты говорила, может стать как пещерой, так и храмом. Положение искусства в Беларуси ставит художников, кураторов и других культурных деятелей в позицию создания чего-то, что могло бы быть …………….. (выдающимся, депрессивным, новым или особенным).

Беларусь всё ещё находится вне международной системы современного искусства. Для вас белый куб начался с галереи “Ў” около 10 лет назад. У меня сложилось впечатление, что художники, кураторы и культурные деятели из Беларуси, объединённые вокруг проекта “Статус”, представляют собой сильное новое поколение. Вы говорите по-английски, путешествуете, учитесь и проходите стажировки в США, Норвегии, Финляндии, Швеции и т. д.

Я думаю мы как художники и культурные деятели можем и должны использовать все возможности для сотрудничества на международном уровне, но мы также должны отдавать себе отчёт в том, что с нами также “играют” другие (или могут “играть”). Я думаю, что нам в нашем совместном процессе следует отдавать приоритет созданию примеров. Создавать искусство с ограниченными ресурсами и открывать систему критической рефлексии в нашем собственном процессе/проекте, в который каждый привносит своё.

ОЛЯ

Оля Сосновская, воскресенье, 25 ноября, 19:30

Кому: Dzina, nicola, Nils.Claesson, tania.arcimovich, Nastya, maximsarychau

Привет дорогие!

Я бы хотела поделиться с вами своим сегодняшним опытом, который прекрасно подходит к нашей повестке. Мне заплатили за 2 часа ничегонеделанья (7,5 евро в час) с четырьмя другими студентами академии искусств. Это был перфоманс моих друзей, дуэта Мартинки Бобриковой & Оскара де Кармена Нелогичные Устройства в Логических Процессах. Хотя, конечно, у нашего “ничегонеделания” были некоторые протоколы и инструкции, которым мы должны были следовать: мы должны были либо сидеть на стульях, держа верёвку, либо стоять у наклонной стены, не общаясь и не вступая в контакт ни с кем, включая друг друга. Эта практика по ощущениям была немного похожа на медитацию или гипноз, потому что через некоторое время такой неподвижности я не чувствовала ни некоторые части своего тела, ни время. Я приложу фото.

ДИНА

Дорогие,

Прошу прощения за мой поздний ответ! Существуя как “человек-предприятие” (надеюсь, я шучу), я перегружена множественными задачами, которые мне нужно выполнить. Моя каждодневная практика – тот способ, которым я прокрастинирую, чтобы не писать законченный текст, – состоит из слов-находок и слов-с-которыми-можно-играть. Поэтому позвольте мне, пожалуйста, пригласить вас в мою неполную и никогда не заканчивающуюся “машину прокрастинации”.

райская политика

медленные архипелаги

последний курорт

пост-скорость

гиперпассивная

Я очень заинтересована в будущем, менее сфокусированном на работе. Для уточнения, когда я пишу “будущее”, я имею в виду на самом деле настоящее, следуя за научной фантастикой, которая считается «научной фантастикой сегодняшнего дня», фантастикой, которая воображает или спекулирует на текущем состоянии общества, а не (или иногда даже если) пишет о несуществующих ранее мирах на новых планетах через сотни лет. Так что прочитывайте это как «менее ориентированное на работу настоящее», которое воображается, но ещё нереально. ↓↓↓ фразы-указатели ↓↓↓ фразы-указатели ↓↓↓ фразы-указатели (что-то вроде «Из этого я хочу углубиться в вещи, идентифицирующие себя как конкурентоспособные», или подойдёт постановка вопроса «Можно ли преодолеть рабочую этику?», или что-то ещё).

эффективный человек

фигура производства

предпринимательский субъект

соревнующийся человек

личное производство

неолиберальный субъект

желающее существо

инвестиции в креативность

Аппарат эффективности, – это вид субъективной нормализации, в которой был рождён “эффективный человек”. В этом контексте можно рассматривать человека как активный субъект, который должен полностью участвовать, посвящать себя и полностью вовлекаться в свою профессиональную деятельность. Это субъект тотального самововлечения. И даже больше – этот человек становится желающим существом. Как Пьер Дардо и Кристиан Лаваль пишут в книге “Новый Мировой Порядок: На Пути к Неолиберальному Обществу” (The New Way of the World: On Neoliberal Society)

Новые техники “индивидуального производства”, несомненно, достигают пика отчуждения, утверждая, что отменяют любое чувство отчуждения: следование чьему-либо желанию и повиновение Другому, мягко говорящему внутри, – это одно и то же. В этом смысле современный менеджмент – это “лаканианское управление”: желание субъекта – это желание Другого.

↓↓↓ (немного из моей личной жизни – вчера я была на лекции своего друга Глеба Напреенко, который определял Другого как то, что легитимирует идентичность субъекта, и отсюда вопрос – что если этот субъект удаляет Другого… или иногда часть твоего тела может стать Другим…) ↓↓↓ исходя из этого, я могу как-то перейти к идее частей тела и их трансформаций, которые могут нарушить логику / трансформировать понимание Другого ↓↓↓ или, может быть, это заходит слишком далеко ↓↓↓

чувствительности
сенсориумы

расширения
сенсоры

дополнения

возможности
сенсорные способности
биотрансформации

Слово “киборг” происходит от словосочетания “кибернетический организм”, то есть организм, имеющий био- или механические расширения в организме. ↓↓↓ Хотим ли мы развивать расширения на разных уровнях? ↓↓↓ Тело работает фармакологически даже когда мы спим ↓↓↓ Может быть, слову “работа” следует придать тысячи значений ↓↓↓ Как развить в себе новые чувствительности? ↓↓↓

ОЛЯ

Я хочу вернуться к полностью автоматизированному роскошному коммунизму для всех, о котором писала Дина. Я думаю, что очень важно осознавать, что лень и отказ от работы, даже в их радикальной форме, могут быть привилегией. Кто может позволить себе быть ленивым? Только те, кто находится в относительной безопасности в отношении обеспечения своих базовых потребностей, как было у Дюшана? Лень часто связывают с привилегией белых, в частности, если речь идёт о самообразовании по вопросу расизма, например. С другой стороны, мигранты и “не-белые” люди часто изображаются как ленивые, как паразиты, а восточноевропейцы стереотипизируются как обманщики, уклоняющиеся от работы и учёбы. Я бы хотела проблематизировать этот мужской список теоретиков и практиков не-работы и лени, на которых я ссылалась в самом первом комментарии, когда говорила об истории вопроса. Этот все та же старая проблема репрезентации и доступа к ресурсам. Поясню в немного преувеличенной форме: в то время как художник уже отказывается работать, художница все ещё усердно трудится над тем, чтобы стать заметной и признанной в качестве художницы в принципе. Или же, если эксплуатация мужчин рабочего класса была очевидна, и они были достаточно организованными, чтобы требовать своё “право на лень”, то эксплуатация женщин была по большей части невидима и происходила в закрытых (“частных”) пространствах домов. Кэти Викс в своей книге “Проблема с Работой: Феминизм, Марксизм, Политика Не-Работы и Пост-Рабочие Воображения” (The Problem with Work: Feminism, Marxism, Antiwork Politics, and Postwork Imaginaries) исследует эти пересечения.¹⁰ Я согласна с Диной, что, возможно, слово “работа” должно иметь гораздо больше значений, равно как и понятие “не-работы” не должно быть нейтральным, а всегда учитывать конкретные социальные, политические, гендерные и расовые основания.

ДИНА

Оля, спасибо за комментарии! Они прекрасны!!!

Гендерный аспект концептов “работы” должен быть ключевой частью в построении пост-рабочих воображений. Социальное воспроизводство и забота – такое как воспитание детей и домашние дела – всё ещё требуют преимущественно женской “частной” работы. Как пишет Сильвия Федеричи, “в то время как производство в ключевых областях мировой экономики было реструктурированно технологическим скачком, никакого скачка не случилось в сфере домашней работы, который бы существенно сокращал социально необходимый труд по воспроизводству рабочей силы”.¹¹

Йожи Столет и Полина Шилкините (Санкт-Петербург / Москва) в своём проекте мир работы / мир без работы сталкиваются с невидимой работой активистов, художников, матерей, волонтёров и возможными решениями в кооперации с машинами:

http://workhardplay.pw/en/2017/projects/shilkinite-stolet.html#

• 

• 

Сегодня я также думала о коллаборации между Ульяной Быченковой и Жанной Долговой Добро пожаловать в Кукольный Дом! (Киев / Санкт-Петербург) и понятии игры и прокрастинации, которые важны для возвращения себе языка и голоса. Они пишут:

“Наконец, наше желание — играть. Это желание связано с недостатком нашего значения в гегемонных дискурсах, блокированием ненормативных типов удовольствия слабых — женских, детских, любых удовольствий “других“. Играя, мы можем произвести игровую общность — в попытке установить, вырастить через игру новые связи (дружеские, аффективные, чувственные, телесные, онтологические), облекая в форму игры поиск и утверждение самых интимных и, вместе с тем, разделяемых другими желаний и надежд — общность, которая может быть политической”.

НИЛЬС

Дорогая Дина, спасибо за представление и напоминание нам о таком институте, как игра. Игра – это радикальная сила, которая объединяет не только человеческих существ, но и животных в не-продуктивную и не-рабочую активность. (В коллекции старых сказок и мифов народа Саами есть одна история о том, как дети-Саами подружились с медведицей для того, чтобы поиграть с медвежатами. Я думаю, что эта история берёт свои истоки из Скандинавии, идёт вдоль побережья Белого моря до самой Сибири).

Даже кот знает, когда время играть, а когда нет.

Эта каллиграфия выполнена Такао Мумияма летом 2018. Я попросил его написать термин “кароши”. Он означает ‘смерть от переработки’. Около 200 людей умирает от этого каждый год в Японии. Эти иероглифы имеют одинаковое значение в китайском и корейском.

КОЛЯ

Дата: Вторник, 25 декабря 2018 17:05:11 +0300

От: nicola spesivcev

Кому: Dzina Zhuk, Olia Sosnovskaya, Nils Claesson, tania.arcimovich, Nastya Ranko, maximsarychau

Привет всем!

Спасибо вам, Дина и Оля, за то, что сломали нашу двухполярную систему, в которой существует только “работа” и “не-работа”. Я думаю, что обращение внимания на нюансы такого нейтрального термина как “не-работа” и разработка понятий игры и прокрастинации имеют большой потенциал для того, чтобы сделать наш анализ более точным. Ваши идеи подтолкнули меня поспекулировать на ситуацию, которая разворачивается перед самим актом разделения на “работу” и “не-работу”. В желании сделать это, я словил себя на мыслях вращающихся вокруг понятия “активность” и чего-то похожего на слово “активизм”.

На прошлой неделе я был на дискуссии “Прошлое и настоящее активистского искусства: диалог поколений” (спикеры: Оксана Васякина, Артём Лоскутов, Павло Митенко, Наталья Никуленкова, Екатерина Ненашева, Мэйк, Даша), которая проходила в рамках “Марафона активистского искусства”. Большая часть разговора касалась разных методов сопоставления искусства, акционизма и активизма.

Термин активизм был сформулирован там как ‘_активность_ с политическими целями и _активность_, которая идёт за рамки любых форм отчуждения’.

Павло Митенко во время дискуссии и в своём тексте “Как действовать на виду у всех? (Московский акционизм и политика сообщества)” – предложил некоторые идеи, которые могут быть также полезны для наших целей.

Тут я бы хотел переформулировать некоторые из его тезисов:

• Благодаря своей а-социальности и дисфункциональности, действие не может быть оценено посредством решётки институциональных форм искусства и политики.
• Акция есть поступок. То есть явление, принадлежащее скорее не разделенным сферам труда, а ткани неформализованных отношений, иначе говоря, отношений непосредственных.

Основываясь на этом, я хочу привнести в нашу дискуссию это очень важное замечание: попытку справиться с отношениями перед установлением каких-либо отчуждаемых форм институционализации – теми отношениями, которые являются частью активности, понимаемой как интенсивность жизни¹².

Возможно, марксистская теория человеческой субъективности (разработанная в позднее советское время Эвальдом Ильенковым), к примеру, может быть полезной для раскрытия отношений между активностью и различными социальными и политическими формами работы и не-работы. Но дайте мне немного времени, чтобы подумать об этом.

И в итоге я бы хотел поделиться несколькими примерами из Pervasive Labour Union Zine («Всепроникающего профсоюзного зина»), который, я думаю, тесно связан с темами, которые мы тут обсуждаем. Вот ссылка: : http://ilu.servus.at/

И небольшая цитата из введения к выпуску #11 the entreprecariat (предпрекариат¹³) :

Стратегическая колонизация и коммодификация отношений с другими и с собой – это одна из доминирующих черт “предпрекариата”— ‘entreprecariat’, – главная тема этого выпуска. Этот термин возник от осознания того, что в то время как массив различных форм прекарности (финансовой, профессиональной и даже экзистенциальной) становится нормой для возрастающего количества людей, существует необходимость решить их предпринимательски. Как свидетельствует появление таких терминов как “предпринимательство”, индивидуумы, так же как и институции, все более настойчиво вынуждены думать о себе как о брендах, компаниях или стартапах. На фоне неумолимой дестабилизации, предпринимательство, практика управления бизнесом посредством риска, становится “предпринимателизмом” (‘entrepreneurialism’), универсальной доктриной со своими собственными догмами, мучениками и планами спасения.

ххх

---

1. P. Lafargue, The Right to be Lazy and Other Studies, Chicago, Charles H. Kerr & Company, 1907. ↩

2. Лаццарато, М. Марсель Дюшан и отказ трудиться. М.: Grundrisse, 2017.↩

3. Steyerl, Hito, “The Terror of Total Dasein” Lecture, Public Editorial Meeting Former West, Art and Labor after the End of Work, Museum of Modern Art, 9 and 10 October, 2015, Warsaw, PL, [online video], https://vimeo.com/147260974, Accessed 31 December, 2018.↩

4. К. Малевич, Лень как действительная истина человечества, 1921.↩

5. Стилинович, М. Похвала лени, [электронный источник], 1993, http://www.guelman.ru/xz/362/XX22/X2207.HTM, (доступ 31 December 2018).↩

6. Там же.↩

7. Лаццарато, М. Марсель Дюшан и отказ трудиться. М.: Grundrisse, 2017. С. 25↩

8. Из неопубликованной переписки. ↩

9. Здесь можно найти некоторые активности коллектива: https://www.instagram.com/niichegodelat/↩

10. K. Weeks, 2011. The Problem with Work: Feminism, Marxism, Antiwork Politics, and Postwork Imaginaries, Durham and London: Duke University Press.↩

11. Federici, Silvia, (2013). “A Feminist Critique of Marx” in The End of Capitalism See http://endofcapitalism.com/2013/05/29/a-feminist-critique-of-marx-by-silvia-federici/. Accessed 28 December, 2018.↩

12. Massumi, Brian, 2018. 99 Theses on the Revaluation of Value. A Postcapitalist Manifesto. Minneapolis and London: UP Minnesota. See

    https://manifold.umn.edu/read/99-theses-on-the-revaluation-of-value/section/7a105a04-8cb5-4b6f-8818-2ca4cd070862↩

13. Прим. переводчицы, слово образовано от слияния “предприниматель” и “прекариат”. ↩

Этот текст – часть каталога в работе, в котором мы предлагаем обсудить кейсы, связанные с темой Наследизации. Наследизация – производство наследия, создание и воссоздание культурного, исторического значения и идентичности – совершается различными акторами и на различных уровнях, от институтов, музеев, их посетителей, до обычных людей и художников. В нашем коллективном проекте мы фокусируемся на различных формах наследизации, которые возникают параллельно и/или находятся в конфликте с официальными и санкционированными формами производства наследия. В частности, мы заинтересованы в выделении, освещении, легитимации и представлении альтернативных процессов коллективного производства наследия через арт-практики и активизм в городских публичных пространствах. Проект состоит из различных частей, которые вступают в диалог и строятся друг на друге с целью исследовать, как искусство и активизм могут создавать и отражаться на наследии. В нашей будущей работе мы также планируем проанализировать ситуацию в Беларуси и Швеции и попытаемся найти какие-либо сходства, паттерны или различия.

Беларусские кейсы

Подготовлено Алиной Деревянко

Проработав последние пять лет с наследием и современным искусством в Беларуси, я предложила ряд примеров, которые, на мой взгляд, относятся к теме создания наследия или Наследизации. Для меня это процесс, в котором художник, группа художников или активистов начинают работать над определенной темой, связанной с прошлым. Некоторым образом их работы могут быть связаны с материальным или нематериальным наследием, а иногда предмет их практики все еще не воспринимается как наследие широкой общественностью. В таких случаях, художник или группа становится случайным исследователем или историком, работающим с потенциальным наследием. В некоторых случаях, как проект Brest Stories Guide или «Город Солнца» Артура Клинова, художники подчеркивают важность исторической памяти или ценность памятников. В других, таких как работы проекта VEHA или работа художника Андрея Ленкевича «Паганства», художники фокусируются на традиции, личных историях и локальной идентичности, связанных с прошлым. В своих музейных интервенциях Руслан Вашкевич ставит под вопрос то, что воспринимается как музейное наследие в наши дни, и кто решает, что им должно быть.

Brest Stories Guide (аудиоспектакль-экскурсия)

• 

• 

• 

• 

• 

В 2016 году независимая театральная группа «Крылы халопа» начала проект Brest Stories Guide. Это цикл документальных аудиоспектаклей в городском пространстве Бреста, которые можно скачать в мобильном приложении. Проект является аудио-путеводителем – экскурсией по «несуществующему» Бресту – и основан на материалах из архивов, книг, фотографий и интервью со свидетелями событий, связанных с ростом антисемитизма с 1937 года, возникновением Брестского гетто и уничтожением еврейского сообщества в 1941-1942 годах. Помимо воспоминаний выживших евреев и жителей Бреста, они также использовали неопубликованные архивные отчеты немецких офицеров. Спектакль становится своего рода расследованием, основанным на звукозаписи очевидцев антисемитизма и Холокоста в Бресте в 1930-х и 1940-х. Теперь у Бреста есть история, рассказанная не авторами учебников и создателями героических нарративов, но его обитателями¹. Долгое время было практически невозможно увидеть какие-либо следы или знаки еврейского населения в Бресте, которое в XIX веке составляло до 60% города, история которого была предана забвению из-за советской идеологии и постсоветского политического пренебрежения.

Мобильное приложение состоит из аудио-путеводителя и карты города, которая позволяет пользователю свободно ориентироваться и знакомиться с ключевыми местами еврейского наследия и исторических событий Бреста. Улицы, здания и дворы становятся сценой, на которой звучат голоса из прошлого. Театр «Крылы халопа» предлагает посетителям погрузиться в историю и увидеть очертания исчезнувшего, старого Бреста, которые проявляются через фасад сегодняшнего города².

Brest Stories Guide – это проект на пересечении искусства, туризма и сохранения культурного наследия. Это результат совместной работы около двадцати людей, включая историков, экспертов из еврейских организаций, а также лучших актеров брестских театров³. Brest Stories Guide – это один из процессов наследизации, осуществляемых независимой театральной группой, которая помогает сделать видимой непроговоренную, иногда забытую историю, но также предъявить это наследие города.

Выставка Руслана Вашкевича «Конь в пальто»

• 

• 

• 

• 

• 

«Конь в пальто» – это уникальный проект про границы и контрабанду, который был создан специально для Бреста современным беларусским художником Русланом Вашкевичем в октябре 2016 года.

На выставке обсуждалось, как объекты, которые были изъяты на границе, часть из которых рассматривалась как контрабанда, внутри музея становятся музейными объектами и воспринимаются как искусство. Художник размышляет о том, как эти предметы «Модерного Искусства» колонизируют пространство местного музея. Объекты, созданные художником, должны были изменить их восприятие и функцию в музее. Изначально планировалось выставить проект в Музее спасенных ценностей, но, после того как специалисты музея увидели объекты, они отказались выставлять их. Таким образом, художник был вынужден найти новое место за один день. В конце концов, Руслан нашел место в торговом центре; в итоге это получилось довольно провокационно и интересно.

С моей точки зрения, Руслан Вашкевич попытался осмыслить, как музейный объект конструируется внутри музея. Музей спасенных ценностей – это единственный музей в Беларуси, где выставляются предметы искусства и антиквариата после их конфискации брестскими таможенниками в попытке спасти их от контрабанды за границу. Но вопрос состоит в том, как формируется коллекция? Какова ценность контрабандных объектов? Почему они стали музейными объектами?

Я думаю, что через созданные Вашкевичем для выставки объекты, он смог отрефлексировать и подвергнуть критике экспозицию музея и его коллекцию. Мы видим, что большинство созданных им работ оказались весьма похожими на те, что находятся в музее, но с некоторой добавленной художественной ценностью. С этой точки зрения становится спорным вопрос: что имеет большую ценность для наследия – конфискованные предметы или объекты, созданные художником Русланом Вашкевичем?

У него также был ряд других проектов – интервенций в музейные коллекции: выставка «Иди и смотри» во Дворце Румянцевых-Паскевичей (Гомель, Беларусь) и выставка 2011 года «Музей» в Национальном художественном музее.

Концепция и книга Артура Клинова «Минск. Город Солнца»

• 

• 

• 

Артур Клинов – беларусский писатель, художник и архитектор из Минска. В 2000 году он продолжил тему Минского сталинского стиля архитектуры, над которой начал работать еще студентом. В результате он создал фотоальбом «Город Солнца» (2005) и позже роман «Минск. Город Солнца» (2006).

В 2009 году он инициировал общественную программу «Город Солнца-2», направленную на трансформацию Минска в главный туристический и культурный центр Европы. Позже группа экспертов ЮНЕСКО была приглашена к исследованию и сбору портфолио для придания комплексу международного статуса. Все еще продолжается дискуссия о включении некоторых частей центра Минска в список Всемирного наследия ЮНЕСКО (таких как сталинская архитектура).

«Минск. Город Солнца» – это попытка описать один из главных градостроительных проектов сталинской эпохи. Текст с фотографиями автора сочетает исторический и культурный анализ великой советской утопии. Книга была написана на беларусском языке в 2005 году и позже переведена на немецкий, польский, шведский и венгерский языки, а в 2013-м впервые опубликована на русском.

Клинов изучил и описал в своей книге политическую и социальную историю минской архитектуры. Он проанализировал, как советская утопия была реализована в архитектурной форме, которую занимает проспект Независимости и шесть главных площадей, построенных в 1950-х. Все элементы, включая парки и скверы, имели особое значение и концепцию ориентированную на людей.

Начиная с ранних 2000-х, Артур Клинов размышлял о значении сталинской архитектуры в Минске. Он создал новое понимание наследия и ценности советской утопии. Глазами художника мы увидели эту значимость созданных объектов, улиц, площадей, парков и т.д. Я думаю, книга и публичная программа повлияли на общественное мнение и привели к переоценке исторической ценности сталинской архитектуры в Минске.

Фотопроект «Найлепшы бок» группы VEHA

• 

• 

• 

• 

• 

• 

VEHA – проект, посвященный сохранению архивных фотографий Беларуси и формированию семейных фотоархивов. В 2017 году группа запустила проект «Найлепшы бок» и начала собирать фотографии беларусов, которые фотографировались на фоне тканых ковров ручной работы из небольших деревень и местечек. Коллекция «Найлепшы бок» раскрывает тему фотографии как социального ритуала. Тканые ковры представляют собой особое явление в семейной, праздничной и повседневной фотографии беларусов, они как бы репрезентируют лучшую сторону жизни для других и дают возможность составить целостное представление о жизни⁴. Проект был впервые представлен широкой публике во время Месяца фотографии в Минске в 2017 году.

Результатом проекта стала публикация книги «Найлепшы бок» с изображениями коллекции, дополненными статьями экспертов по этнографии и визуальным исследованиям.

Проект также связан с конструированием семейного наследия, поскольку в советское и постсоветское время собирание семейных историй и рассказов было не популярно. Сейчас группа пытается возобновить и проанализировать эту специфическую традицию. Я бы отметила, что часто было даже небезопасно знать историю семьи, особенно после сталинских репрессий: родители, бабушки и дедушки мало говорили о своей жизни или родственниках, поэтому некоторым образом мы утратили традицию и связь с нашими предыдущими поколениями. Я выбрала этот проект, потому что он посвящен пониманию ценности личной / семейной истории.

Проект уделяет большое внимание личным архивам, фотографиям, семейной истории и традиции. Он помогает восстановить семейную историю и лучше понять свою идентичность, корни и предысторию. Я думаю, очень важно подчеркнуть ценность семейной истории и помочь людям понять, как работать с ней, как найти и как воссоздать свою историю.

«Паганства», фотопроект и книга Андрея Ленкевича

• 

• 

• 

• 

Андрей Ленкевич – беларусский фотограф, родился в 1981 году в Гродно, живет в Минске.

В своей книге «Паганства» он показывает языческие традиции и обычаи, которые все еще существуют в Беларуси.

Большинство традиций исчезают или уже исчезли в 1960-70-х годах. В некоторых деревнях только один, самый старый житель, все еще помнит их. Ленкевич путешествовал по селам и общался с людьми, собирая местные легенды. Сегодня мы живем в христианской традиции и не всегда понимаем, что она возникла после тысячелетий языческих верований и табу. Если сравнивать возраст языческих верований и христианства, то последнее влияло на цивилизацию всего две тысячи лет. Язычество присутствует в жизни современного беларусского общества. Ведь кто не смотрится в зеркало, когда возвращается за забытыми вещами, или кто не задумается несколько раз, стоит ли продолжать путешествие после встречи с черной кошкой? В деревнях это встречается чаще, но многие люди все еще верят в приметы.

Это проект-вопрошание о наших нынешних и прошлых традициях: что осталось, а что может быть сохранено как наследие. Я бы сказала, что этот проект не столько дает ответы, сколько задает вопросы.

«Очень многие, кто видели книгу и фотографии задают вопрос, что для меня язычество. У многих есть такое понимание: вот корова, отрезали голову, положили и танцуют, желательно ночью, под луной. А для меня стало понятно, что язычество это совсем просто – это огромное мировоззрение, с которым до сих пор живут беларусы. К христианству мы только потихонечку подходим. <…>. Понятно, что это долгий процесс перехода. Сейчас очень многие наши праздники имеют непосредственную связь с язычеством. Язычество для меня это все и показало. У меня деревенские корни, и все эти незабываемые лета, которые я ненавидел тогда в детстве, сейчас превращаются в эти фотографии. <…>. Я ответил на вопросы, кто такие беларусы, что, почему и как, кто я, кто мы», – говорит Андрей в одном из интервью о книге «Паганства»⁵.

Шведские кейсы

Подготовлены Элиной Видарссон и Кьярой Валли

Мемориал «Shoreline»

• 

• 

• 

Мемориал «Shoreline» – это воздвигнутый вертикально камень с табличкой, на которой выгравирована надпись «Сыграй ‘Shoreline’» (“Spela Shoreline” на шведском). Памятник был установлен в большом парке (Slottsskogen) в Гетеборге, Швеция, двумя анонимными художниками в 2014 году. Памятник посвящен памяти шведской альтернативной рок-группы Broder Daniel и размещается на месте, где состоялся последний концерт группы в 2008 году. Тем не менее, городское Управление парка и природы хотело убрать его, поскольку он был установлен без официального разрешения. Но это получило огромную огласку в социальных сетях. И общественность, и знаменитые шведы возражали против его удаления и отстаивали ценность памятника. Была создана кампания в Facebook, чтобы убедить городское Управление парка и природы, что общественность хочет, чтобы памятник остался. Через два дня к кампании присоединилось 5000 человек. И наконец, политический совет городского Управления парка и природы принял официальное решение оставить памятник в парке.

Осенью 2018-го памятник стал частью выставки Public Luxury («Общественная роскошь») в музее ArkDes (Национальный центр архитектуры и дизайна Швеции) в Стокгольме.

Этот кейс очень интересен тем, что создан двумя художниками, которые подчеркивают важность и актуальность для общества. Анонимный создатель пишет: «Это не пыльный оруженосец или грустный бюст какого-нибудь чешского поэта, которого никто не читал. Это современная история, которая обращается к душам жителей Гетеборга»⁶.

Памятник также воплощает собой воспоминание о шведской молодежной субкультуре попаре, вдохновленной брит-попом и поп-артом. Некоторые также называют (или, скорее, называли) себя «BD-попаре», где BD означает ‘Broder Daniel’, одну из самых популярных групп субкультуры. Таким образом, интересно, что субкультура, которая практически умерла с распадом группы, некоторым образом материализовалась через этот памятник. Также интересно, что этот памятник совершил «классовое путешествие». Он появился со дна, был поставлен под сомнение представителями власти и одобрен сверху. И позже стал частью выставки в одном из лучших музеев Швеции.

Fascinate

• 

• 

• 

Fascinate – это граффити, созданное на внешней стене промышленного здания в Бромстене, Стокгольм. Рисунок был создан в 1989 году двумя художниками, Circle и Weird (Тарик Салех), с согласия владельца собственности и стал самым большим на тот момент граффити в Северной Европе.

Его сохранение обсуждалось многие годы (в середине 90-х в Стокгольме была введена политика нулевой терпимости в отношении граффити, вдохновленная мэром Нью-Йорка Руди Джулиани), но в 2015-м, оно стало первым официально защищенным граффити, во многом благодаря исследователю Джейкобу Кимваллу и автору Тобиасу Барентин-Линдбладу.

В 2007-м Джейкоб Кимвалл и Тобиас Барентин-Линдблад отправили обращение в окружной административный совет Стокгольма с просьбой официально защитить четыре граффити в Стокгольме. Они настаивали на важности этой художественной формы и необходимости ее защиты в будущем. Также они описали свое беспокойство по поводу утраты культурных ценностей и утраты культурного наследия из-за проводимой в городе политики нулевой терпимости.

Этот случай интересен тем, что тогда, как и сейчас, сохраняется низкая терпимость по отношению к этой форме искусства. Многим все еще трудно увидеть разницу между искусством и вандализмом, и большая часть граффити удаляется в течение 48 часов. Так что редко когда остается время на борьбу за сохранение. Однако, Кимвалл и Барентин-Линдблад как активисты выступили в защиту и добились успеха. Согласно Джейкобу Кимваллу, Fascinate – это одно из самых старых охраняемых граффити в мире. И ценность его сохранения заключается не только в том, что оно старое, но и в том, что оно является частью идентичности Бромстена и репрезентирует субкультуру (в отличие от элитарной культуры)⁷.

Библиотека незаимствованных книг

• 

• 

• 

• 

В 2012 году стокгольмская художница Мерис Альгюн Рингборг провела выставку в Стокгольмской публичной библиотеке под названием «Библиотека незаимствованных книг». Эта первая часть состояла из 600 книг, которые никогда не брались в пользование в Стокгольмской публичной библиотеке. Вторая часть была презентована в галерее Art in General в Нью-Йорке в следующем году и состояла из 1001 книги, которая никогда не бралась в пользование в Центре художественной литературы в Нью-Йорке.

Мерис Альгюн Рингборг пишет:

«Существует определенный отбор тех книг, которые будут сопровождать нас в будущем. В сфере образования, в частности, установление канона очевидно – это специфическая площадка, на которой определяется, какие книги останутся, о каких необходимо держать в курсе, и какие будут читаться следующим поколением. Это естественно, выбор необходим, и он совершается на различных инстанциях сознательно или бессознательно. Тем не менее, оставленные без внимания книги – те, что считаются бесполезными или заброшены по неясным причинам, – все еще существуют в физическом воплощении, организуются и систематизируются внутри одной институции, представляющей знание в его различных формах, – библиотеки.

Библиотека незаимствованных книг основывается на концепте библиотеки как института, манифестирующего язык и знание, распространение познаний и открытости ко всем людям и литературам. Эта работа, однако, включает в себя все книги из выбранной библиотеки, которые никогда брались в пользование. Концептуальные рамки в этом случае указывают на то, что было проигнорировано, на знания, которые по существу не используются, и демонстрируют то, что ускользнуло от нас.

Почему эти книги не были «выбраны», почему их упускают из виду – никогда не будет ясно, но чтобы ни содержалось в каждой книге, все вместе они репрезентируют пробелы и трещины в истории или бюрократической каталогизации мира, амбивалентные отношения между присутствием и отсутствием. В этой библиотеке их существование подтверждается простым заимствованием, подчеркивая их наличие, а также их содержание и форму, выставляя их на обозрение в автономной библиотеке, посвященной книгам, которые еще не были раскрыты»⁸.

Проект The Daddy come home / «Папочка иди домой»

• 

• 

Примерно в 2014 году шведский профессор и кинопродюсер Калле Боман начал работу с кинорежиссером Рубеном Эстлундом над проектом под названием «Квадрат». Идея заключалась в том, чтобы создать убежище в форме обозначенного белым бокса, зоны, репрезентирующей доверие и равенство. В качестве первого шага они разработали выставку в музее искусства и дизайна Vandalarum в Варнамо, Швеция. Муниципалитет Варнамо немедленно заинтересовался проектом и установил постоянный Квадрат на рыночной площади Flanaden, которая была закончена к открытию выставки.

Как часть проекта в 2015-м Боман и Эстлунд также запустили проект Daddy come home / «Папочка иди домой»(“Pappa kom hem” на шведском). Идея состояла и все еще состоит в том, что они хотели переместить конную статую (известную как “Kopparmärra”) шведского короля Карла IX, расположенную на центральной площади Гетеборга. Они хотели переместить ее на другую площадь в нескольких сотнях метров, где стоит статуя сына Карла IX, короля Густава II Адольфа. По задумке, обоих королей необходимо снять с их постаментов, а жена Карла IX, Кристина Гольштейн-Готторпская также должна получить свою статую рядом с мужем и сыном. После этого, место, на котором сейчас стоит Карл IX, должен занять их Квадрат⁹.

В 2021 году Гетеборг будет праздновать свое четырехсотлетие, и Боман и Эстлунд утверждают, что городу необходимо переосмыслить свои достопримечательности и показать себя как прогрессивный город. Согласно Боману и Эстлунду, перемещение королей связано и с более широким вопросом о том, «чем должны быть общественные помещения – и для кого?»¹⁰.

Guerrilla-вязание

• 

Одна из форм «крафтивизма», Guerrilla-вязание, «берет самое женское ремесло (вязание) и самый материнский из жестов (оборачивание чего-то холодного в теплое одеяло) и переносит его на бетонные и стальные дебри городского уличного ландшафта»¹¹. Guerrilla-вязальщицы придерживаются феминистской ориентации и дистанцируются от консьюмеризма, открывая новый взгляд на ручное, трудоемкое производство. Хотя это – международное движение (по крайней мере, на Глобальном Севере), оно получило широкое распространение в Швеции в том числе из-за политики нулевой толерантности к граффити и стрит-арту.

Это является примером альтернативного производства наследия, поскольку стремится переосмыслить традиционное ремесло вязания, которое издавна выполнялось женщинами в частном пространстве их домов, и вынести его на улицы. Это также репрезентирует мягкую и теплую феминистскую критику наследия мужского доминирования в субкультуре граффити. В Швеции это особенно интересно, поскольку также репрезентирует способ обойти политику нулевой терпимости по отношению к искусству граффити. Группа Masquerade из Стокгольма, занимающаяся Guerrilla-вязанием, заявляет: «У нас часто есть политические послания, но иногда их нет. Однажды мы решили прославить несколько шведских женских статуй, нарядив четыре из них супергероинями»¹². Это форма критики мужского доминирования в официальном наследии Швеции через искусство и ремесло.

Хага

• 

• 

• 

Район Хага планировалось снести в 1970-е. Благодаря протестам, в которых приняли широкое участие художники и деятели культуры (в конце 1970-х – 1980-х район был центром панк-сцены в Гетеборге), он стал признанным наследием и спасен от разрушения. Теперь это один из самых джентрифицированных районов в Гетеборге.

Это пример того, как процессы сохранения наследия в городских пространствах из благих намерений часто оказываются кооптированы и становятся инструментами джентрификации. Разумеется, есть и другие случаи, но этот является поразительным примером амбивалентности и рисков, связанных с наследизацией.

---

1. https://www.breststories.com/?language=en ↩

2. ]http://teatrkh.com/en/performances/brest-stories-guide ↩

3. https://www.breststories.com/?language=en↩

4. http://veha.of.by/mfm ↩

5. Интервью А. Ленкевича для Znyata.https://znyata.com/o-foto/lenkevich-interview.html↩

6. Lindqvist, Johan (2014). “Konstnärerna bakom Shoreline-stenen talar ut” in Göteborgs Posten http://www.gp.se/kultur/konstn%C3%A4rerna-bakom-shoreline-stenen-talar-ut-1.237193. Accessed 30, December 2018↩

7. http://fascinategraffiti.blogspot.com/2011/03/about-intro.html↩

8. http://www.mericalgun.com/bio.html↩

9. https://www.facebook.com/pappakomhem/ ↩

10. Jofs, Stina (2015). “Rubens ruta” in Vi. https://vi.se/rubens-ruta/. Accessed 11 January, 2019↩

11. Wollan, Malia (2011). “Graffiti’s Cozy, Feminine Side” in The New York Times https://www.nytimes.com/2011/05/19/fashion/creating-graffiti-with-yarn.html?pagewanted=all&_r=0. Accessed 21 December, 2018 ↩

12. Rotschild, Nathalie (2009).“Sweden: Where graffiti is prohibited, urban knitters make a new street art” in the Christian Science Monitor https://www.csmonitor.com/World/Global-News/2009/0922/sweden-where-graffiti-is-prohibited-urban-knitters-make-a-new-street-art. Accessed 21 December, 2018 ↩

Это мое предложение для шведско-беларусского проекта СТАТУС о роли художниц и художников в трансформации общества. На встрече в Бресте в сентябре 2018, я стала думать о том, чтобы посмотреть на себя как на подопытного кролика. Я предложила нашей маленькой исследовательской группе сформулировать вопросы о том, для чего полезны художники, в чем их практическая ценность. Я думала, что исследовательская группа могла бы настроить меня таким образом для реализации моего перформанса… Когда я рассказала это своему коллеге Нильсу Клаессону, он спросил: так ты хочешь быть кроликом? Моя точка зрения может рассматриваться как ответ на налог на тунеядство, который предложило правительство Беларуси. Предлагаемый налог запрещает художникам быть не полезными для общества. В свою очередь художественная группа Летучая Кооперация создала религиозную секту, которую они назвали ЭКЗОКОИД, чтобы избежать уплаты этого налога¹.

В нашей исследовательской группе в Бресте мы спорили о том, какие идеи могут предложить художественная среда и публика в целом для изменения общества с помощью искусства и активизма. В этой дискуссии у нас родилось название группы “Наследизация (Heritagization)”, поскольку мы все согласились, что искусство и активизм изменяют общество и что искусство – это часть процесса создания наследия. После этого мы записали вопросы (смотри вопросник группы “Актуализация Наследия”). Несмотря на то что я немного боюсь работать с маленькими детьми, я начала именно с этого… Моя идея была в том, чтобы использовать ответы и формулировать / формировать / модулировать их таким образом, чтобы они стали художественной практикой и, возможно, перформативно представить их ответы в перформансе в Минске весной 2019 — предпочтительно коллективном перформансе. Тематически перформанс обращался бы к возможным способам актуализации наследия и тому, как искусство и активизм могут участвовать в процессах создания наследия. Но после того, как я провела исследование с детьми 1 ноября в Стокгольме, я пересмотрела свою идею, и мне показалось, что в этот проект необходимо добавить таракана.

Кролик – полезное животное, его используют в различных ситуациях. Таракан, наоборот, – это паразит: он не является полезным и ничего не дает обществу, он живет для самого себя и, возможно, своего маленького круга друзей и семьи².

Как может таракан задавать вопросы обществу?

Я планирую использовать эти вопросы в отрицательной форме в Гётеборге в марте. Спрашивать буду следующим образом: 1) Что вы ненавидите делать больше всего? Назовите активности, которые вы будете ненавидеть в будущем?… 2) Существует ли какой-то объект, который вы действительно ненавидите и хотели бы, чтобы в будущем про него знали?… И тому подобное 3) Назовите место, которое вы бы хотели, чтобы оно исчезло.

После чтения шведского журнала Hjärnstorm (издан в ноябре 2018-го) с темой БЕЛАРУСЬ / ШВЕЦИЯ, я поняла точку зрения беларусских художников и художниц гораздо шире, по сравнению с моей поездкой в Брест в августе-сентябре. Возможно, было хорошо, что я приехала в Беларусь “чистой”, без особых заранее сформулированных идей и объяснительных схем, будучи абсолютно открытой и внимая всему, что происходит. В любом случае, идея кролика пришла из размышлений о моем собственном вкладе в проект. Я рассматривала путешествие в Брест как исследовательское путешествие, еще не зная, что именно я буду исследовать… Чем просто изучать роль художников и художниц в изменяющемся обществе, я взяла немного реальности из моей жизни и из жизней моих коллег художников. Я чувствовала себя немного как кролик и также, если честно, чувствовала, что меня используют. Во время чтения государственного предложения о налоге на тунеядство, я задавалась вопросом, не должна ли я попробовать другой, более паразитический, образ жизни? Возможно таракан, вдохновленный Кафкой, отлично бы подошел к моему художественному исследованию. Будучи художницей, я провожу много времени, делая что-то непоследовательное и нелогичное, но это в любом случае каким-то образом становится естественным продолжением моей художественной практики. Ну а поскольку я обожаю новые вызовы и обстоятельства – я оказалась здесь! Работая снова и создавая сложную мета-перспективу о том, кто у кого сидит на шее, для чего и ради чего? Для меня это сводится к перефразированному шекспировскому вопросу – делать или не делать? И что же делает искусство?

Мой художественный вызов – как я могу преобразовать все собранные ответы в форму коллективного перформанса в Минске. Мне следует, если позволит время, задать те же самые вопросы в Минске, которые я задам в Гётеборге в марте 2019-го и, возможно, перед этим обратиться к уже найденным ответам других участниц из моей группы “Наследизация”.

Прямо сейчас, сегодня 27 декабря 2018, я много думаю о разнице между центром и периферией, и я также собираюсь прокомментировать этот момент в перформансе вокруг создания очередей. Возможно, очередь из тараканов, стоящих в линии, чтобы опустить письма в почтовый ящик. Письма могут быть об идеях будущего: что оставить или не оставить для будущего?

Будущее сейчас позади нас, как пишет Зигмунт Бауман в своей последней книге “Ретротопия” (Retrotopia)³, и он имеет в виду, что мы любим смотреть на время, которое прошло. Итак, этот год… 2018 (почти закончился) – это год “Культурного Наследия в ЕС” – я спрашиваю, что мы можем сделать, чтобы сохранить это действие актуализации наследия, и сохранить некоторое пространство и надежду в отношении будущего? Можем ли мы перепрограммировать будущее (re-future) нашего положения? МОЖЕТ СОЗДАТЬ РЕ-ФУТУРИЗМ… как изменить будущее нашего пространства? И сделать это “ненормальным образом”, пойти против идеи “построения” идентичности на основе истории …Как мы можем это сделать? Будучи художницей я люблю задавать подобные вопросы.

Так что для меня сейчас это могло бы стать идеей – подготовить новые вопросы для Гётеборга в марте 2019 перед тем как поехать в Минск… пойти против того, что люди обычно ожидают от кролика, и быть вместо этого тараканом – не приглашенным и не желанным – как отказ быть полезной художницей – и после этого давайте посмотрим, что за перформанс у нас получится в Минске в июне 2019-го.

Первое использование опросника

1 ноября 2018 я шла по центральной площади Сергельс Торг в городе Стокгольме. Холодно и ветрено, но из внешних колонок на всю площадь играет теплая латинская музыка с ритмами сальсы, она же играет в комнате для детей, куда я направляюсь. Это открытое пространство со студиями и мастерскими в публичной библиотеке в Kulturhuset (культурный центр города Стокгольма и городской театр). У них есть несколько открытых студий для разных возрастов: 0 – 13, 10 – 13 и 14 – 25. Кроме этого, тут есть обычная библиотека и другие места для выставок, кино, концертов и семинаров.

Сначала ты попадаешь в детскую библиотеку, затем ты попадаешь в комнату “Bildverkstaden” (Художественная мастерская). За использование материалов берется небольшая плата. Еще тут есть три педагога, которые заботятся о детях и тех, кто их сопровождает.

Когда я вхожу в комнату, я вижу, что несколько групп работает с вырезанием фигурок из бумаги для игр с тенями. Педагоги подготовили подносы с рабочими материалами, теперь дети и их родители, бабушки или опекуны сидят рядом с ними, пока дети работают над фигурами.

Я поговорила с персоналом и они прочитали мои вопросы; мы согласились, что мне следует спрашивать самых опытных и постоянных гостей. Они знают, что я хочу использовать себя как “подопытного кролика” и я буду спрашивать детей о том, как можно актуализировать наследие, и о том, что искусство и активизм могут привнести в эти процессы. Это хорошее место, чтобы посидеть и поговорить, потому что дети и те, кто с ними, никуда не спешат, и латинская музыка в колонках не слишком громкая, поэтому нам удобно поддерживать разговор. В Kulturhuset приходят люди со всех частей города и из всех социально-экономических групп, поэтому выборка респондентов хорошая.

Осматривая комнату, я думаю о детях от 4 до 13 лет различного гендера.

• 

• 

Вопросы о занятиях, объектах, местах:

1)

Что тебе нравится делать больше всего? Заниматься какой активностью? Что тебе нравится делать в компании, или когда с тобой рядом те, кто хочет присоединиться?

Хотел_а ли бы ты сказать что-нибудь детям из будущего? Почему? Что особенного в “делать” “создавать” “сказать” или в “действии/активности”?

2)

Существует ли что-то (объект) – инструмент или игрушка – которая тебе особенно нравится?

Существует ли объект, о котором бы ты хотел_а рассказать детям из будущего? Почему?

3)

Существует ли место – где-то здесь – или где-нибудь еще – где тебе особенно нравится? Это пространство или место или здание важно сохранить для детей в будущем? Почему?

4)

Как ты думаешь, что может делать актуализация наследия? Есть ли у тебя предложение по поводу процесса актуализации наследия?

5)

Как ты думаешь, чем занимаются сегодня художники? Как ты думаешь, что художники должны/могут сегодня делать?

Я разговаривала с

1. Теа (7 лет) и ее бабушкой,
2. Мильтон (8) с мамой и сестрой Лоэллой (13)
3. Заинда (10) с ее опекуном и братом Бенджамином (7)

Всего я разговаривала с пятью (5) детьми о том, что они думают об актуализации наследия и искусстве. Очень важно иметь ввиду, что ответы были получены в процессе разговоров в культурно-чувствительном месте, где дети, в первую очередь, сфокусированы на ручной работе. Ниже я группирую ответы под вопросами:

Какая активность

• Я люблю поделки (призраки и летучие мыши, работать с жемчужинами, с деревом и подобным). Я сделал почтовый ящик с цветами, почтовый ящик, в который любой может войти как будто бы в дом.
• Строить Лего.
• Играть и ходить в школу.
• Заниматься рукоделием и хлопать в ладоши с кем-то, создавать ритм и петь под него песни.
• Водить машины и делать пиццу.

Какой объект

• Коробка с инструментами для рукоделия… Ручки и кружки и тому подобное.
• То, что я строю из Лего, я хочу показать моим детям, что я строил_а, когда я была ребенком.
• Карточки, фотографии о сегодняшнем дне.
• Картинки с животными. Я хочу показать, как раньше выглядели помпы для инсулина и старую музыку.
• Поезда и машины на радиоуправлении.

Какое место

• Остров, мой летний остров, летний дом моей мамы в детстве, старый дом, я хочу сохранить этот старый дом, он не прилипает к земле.
• Моя гостиная, самая важная там вещь – это телевизор, где ты можешь посмотреть фильмы, и большой мягкий ковер.
• Школа, в школе есть большой двор и есть классы, где ты можешь остаться, когда перемена, ты учишься там и у тебя много друзей.
• Франция, кроме улиток, которых едят люди.
• Эйфелева башня.

Актуализация наследия

• Память – наследие должно быть памятью.
• Я хочу рассказать об инсулиновых помпах, они раньше были очень большими – сейчас у меня маленькие (показывает свой живот).

Вклад художника

• Я должен подумать… Строить дома.
• Строить дома как этот – полный конфет.
• Они не должны использовать искусственный материал или тратить природные ресурсы, которых у нас и так почти нет.
• Они могут рисовать, и они могут делать машины, которые едут на мусоре – или воде – до тех пор пока мусор не воняет слишком сильно.

Рефлексии на интервью

Теа комментирует свой почтовый ящик и ее остров, который она хочет сохранить, – люди настолько близки на острове, что им не нужен почтовый ящик.

Задавать вопросы детям – это во многом задавать вопросы их родителям. Маленькие дети хотят делать “надлежащим образом” и отвечать “правильно” и хотят понять, почему я, кролик, задаю эти вопросы. Поэтому в этом смысле дети воспроизводят точку зрения своих родителей (или тех, кто на них влияет) – это очень понятно из некоторых ответов, но также в некоторых ответах чувствуется определенное желание рефлексии точки зрения родителей, или братьев, или сестер.

Из разговора в Констфаке (университете искусств) о моем проекте СТАТУС и о нашем опроснике для детей я поняла, что существует огромная разница между сельской местностью и окраинами в сравнении с центром города. В городе надо стоять в очереди часами, в то время как за городом очередей не существует.

---

1. Article: RITENS MASKERAD in Hjärnstorm 132, by EKZOKOID, December 2018, p. 62↩

2. В Нью-Йорке существует приложение TaskRabbit, в котором пользователи, могут наниматься для выполнения “грязных” и часто бессмысленных работ. Существование приложений подобного рода, в которых пользователи могут делать задания за маленькую плату как фрилансеры, говорит о депрофессионализации рынка труда. ↩

3. Zygmunt Bauman, 2017. Retrotopia. Cambridge: Polity Press.↩