Писать данный текст представляется мне невероятно сложным делом, поскольку он затрагивает меня непосредственно – не только как участницу беларусского культурного пространства, но и как подругу Ульяны Невзоровой¹. И вместе с тем, появление этого текста для меня представляется крайне важным, но совершенно не для того, чтобы определить виновных, а для того, чтобы отталкиваясь от конкретной ситуации, посмотреть на то, каким образом нормализуется репрессивный порядок, и увидеть, каким образом мы можем одновременно оказывать поддержку и продолжать исключать кого-то из публичного пространства, лишать его или ее голоса.

В процессе подготовки этого текста у меня состоялось несколько интересных разговоров с участни_цами выставки и теми, кто непосредственно к ней не имели отношения, но могли бы себя определить через принадлежность к полю искусства. В большинстве из таких разговоров я заметила, как мои собеседни_цы фактически противились публичному обсуждению этой ситуации, поскольку “позиция Владимира Парфенка известна и ничего общего не имеет с официальной государственной”². Однако подобный запрет на дискуссию, интенция молчаливо отойти в сторону также воспроизводит и поддерживает систему исключения. Более того, беларусскому арт- и фотосообществу нужны подобные обсуждения, поскольку именно благодаря им формируется критическая оптика, чувствительность по отношению к угнетенным, к тем, чьи голоса исключены, или к тем, чьи голоса не слышны, потому что у них больше нет сил бороться за себя.

Хронология событий

6 июля 2021 года в Мемориальном музее-мастерской Заира Азгура в Минске открылась выставка “Секвенции”. Выставка была посвящена беларусской фотографии 1980-90-х годов и включена в цикл событий к 70-летию со дня рождения Валерия Лобко. Куратором выставки выступил фотограф Владимир Парфенок.

Эта небольшая иллюстративная выставка, которая заняла всего один зал музея, могла пройти незамеченной, если бы не один факт. На выставке среди двадцати работ на входной стене присутствовала серия “Без названия” (1990-е) Михаила Борозны³.

Михаил Борозна – нынешний ректор Беларусской государственной академии искусств (БГАИ), который 21 июня 2021 года был включен в санкционный список ЕС с формулировкой “за решение администрации университета об отчислении студентов, участвующих в мирных акциях протеста”⁴. С осени 2020 года им было уволено 5 преподавателей, отчислено 19 студентов⁵. Одной из студенток, которая проходила по так называемому “Делу студентов”, была 22-летняя Мария Каленик, дочь беларусского фотографа, активного участника фотографических процессов 1980-90-х годов, Виктора Каленика.

Открытие выставки не вызвало практически никакого публичного обсуждения ни в СМИ, ни в социальных сетях. Разве что Сергей Михаленко за день до открытия выставки опубликовал пост который начинался со слов: “Не могу понять, как такое возможно”⁶, и приглашал зрител_ьниц и участни_ц выставки подумать о политической подоплеке выставки и уместности присутствия на ней работ Михаила Борозны. Пост не получил большого резонанса, хотя многие представители фото- и арт-сообщества поддержали его негодование, участники и куратор же, наоборот, заняли закрытую позицию, мотивируя тем, что снятие работы – это акт цензуры. Выставка открылась без изменений.

16 июля – ровно через 10 дней после открытия выставки “Секвенции” – суд Советского района вынес приговор по “Делу студентов”, Мария Каленик получила два с половиной года тюрьмы по статье 342 УК “Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них”⁷, а 23 июля Марию Каленик поставили на учет как склонную “к экстремизму и другим деструктивным действиям”⁸. Организаторы и куратор выставки “Секвенции” никак публично не отреагировали на происходящее, никто из участников и участниц выставки не снял свои работы в знак протеста и солидарности со своим коллегой Виктором Калеником.

31 июля 2021 года выставка в музее Заира Азгура закрылась. Участники и организаторы продолжили хранить молчание и игнорировать связь эстетического и политического. Медиа и представител_ьницы арт-сферы также никак не отметили проблематичность подобного жеста, не было инициировано ни одной дискуссии – офлайн или онлайн.

14 августа Мария Каленик была этапирована в гомельскую колонию.

Эта драматичная и фрустрирующая параллель между выставкой и репрессиями, с которыми столкнулась семья Виктора Каленика, который для многих участников и организаторов был и остается не только коллегой, но и другом, приятелем; молчаливой публичной реакцией и нулевым уровнем солидарности – заставляет посмотреть и проанализировать данную ситуацию как симптоматичную. Начиная работу над этой статьей, я не руководствовалась желанием кого-то наказать, “поставить в угол”, вызвать публичную реакцию ненависти к организаторам и участникам выставки. Сама ситуация, как мне кажется, с одной стороны, вызывает волны всепоглощающих эмоций, желание вслед за Сергеем Михаленко задать вопрос: “​​Это называется «перевернуть страницу» или организаторов выставки захватили в заложники?”⁹, и перестать здороваться со всеми за руку. С другой стороны, ситуация, связанная с выставкой “Секвенция”, помогает нам увидеть важный механизм “банальности зла”.

Каким образом те, кого, следуя обыденному языку, мы бы назвали “хорошими людьми”, создают вопиющие ситуации, воссоздают и закрепляют существующий несправедливый репрессивный порядок?

Автоматизм, залипание и воспроизведение

Проблематичность анализа не только выставки “Секвенции”, но и других подобных ситуаций, заключается в невозможности упростить их до бинарных оппозиций – разделить на черное и белое, злых и добрых, плохих и хороших. Другими словами, сложно демонизировать организаторов и их мотивы при подготовке выставки. Отсюда и возникшее молчание по отношению к ситуации. Поскольку они – “свои”, или лучше сказать, не могут быть описаны как плохие люди, то язык спотыкается о сложности упрощения.

Действительно, музей Заира Азгура известен своей открытой позицией по отношению к проектам, связанным с современным искусством и перформансом. Так в 2014 году здесь состоялась выставка Тамары Соколовой «Одни – такие. Другие – такие»¹⁰.

Владимира Парфенка также сложно демонизировать, например, известно, что как куратор он планировал персональную выставку Виктора Каленика в Музее Заира Азгура в рамках проекта “Археология беларусской фотографии”.

Многие участники и участницы выставки, представители и представительницы фото- и арт-сообщества хранили молчание, поскольку все организаторы выставки были “хорошими людьми”.

Однако, следует посмотреть на это дело, как я уже отмечала выше, не как на ситуацию судебного разбирательства, не для поиска виновных, а для того, чтобы проследить механизмы, лежащие в основании события, которое можно охарактеризовать как чудовищно несправедливое.

Сложно представить, что куратор выставки включил работы Михаила Борозны под давлением “сверху” – следует исключить любые конспирологические теории. Точно также, следует подумать о сложившейся ситуации не как о злонамеренной: у куратора и организаторов не было задачи нанести урон или причинить боль семье Марии Каленик. Скорее, следует думать об этой ситуации как о случайной, как о несчастливом стечении обстоятельств. Однако какого рода эта случайность?

Когда мы говорим о роли случая в истории, то всегда воображаем некий непрогнозируемый элемент, появление которого полностью меняет конфигурацию событий, “поворачивает время вспять” или, по крайней мере, открывает новые возможности. Как например, лунное затмение в битве при Гавгамелах, которое предопределило победу Александра Македонского над персидским войском. Чаще всего в истории случай понимается подобным образом. Однако, можно говорить о случае не как о нетривиальном событии, а как о нерефлексивном действии, которое запускает механизм консервации, воспроизведение существующей диспозиции власти, утверждение существующих репрессивных структур. Известное выражение из обыденной речи “отдавать что-то на волю случая” или самому “отдаваться на волю случая” – означает не поиск новых оптик и паттернов поведения, а лишь повторение уже существующих, конвенциональных, закрепленных политической или социальной сферой отношений. Другими словами, понятый таким образом случай, означает залипание, а не выскальзывание.

Именно в этом смысле можно посмотреть на случайное стечение обстоятельств применительно к выставке “Секвенции”. Именно из-за нерефлексивности в кураторском подходе к выставке, отсутствия оптики “включения / исключения”, нечувствительности и даже некого автоматизма, конструируется несправедливость, а точнее, воспроизводятся и усугубляются отношения, при которых Михаил Борозна присутствует в публичном пространстве, он видим в буквальном смысле этого слова, потому что видимы его работы, а Виктор Каленик оказывается исключенным, маргинализованным, невидимым.

Сам автоматизм создания выставки формирует механизмы отчуждения, исключения и подтверждения существующих репрессивных структур и отношений. Этот автоматизм – случайный, не по злому умыслу – запускает механизм конформизма, причинения ущерба.

Исключение из изначальной концепции выставки работ Виктора Каленика, которые, с точки зрения концепции выставки, могли бы там быть; и включение фоторабот Михаила Борозны, а также последующие за этим жесты молчания, не-солидарности, становятся возможными, с одной стороны, из-за автоматизма и отсутствия рефлексивности, с другой – потому что Виктор Каленик не находится, по меткому выражению Сары Ахмед, “за общим столом счастья”, а значит, “вы угрожаете и всему тому, что собирается вокруг стола, и тому, что располагается на нем. Когда вы не находите себе места, вы можете даже мешать тем, кто сидит за столом и больше всего на свете желает сохранить за собой свое место. Угроза потери места может убивать их радость”¹¹.

Автоматическое, нечувствительное восприятие к тем, кто исключен, тем кто остался в стороне от общего “стола счастья”, снова и снова будет воспроизводить это исключение, оно будет его воссоздавать и легитимировать, нормализировать и усугублять.

Именно таким образом “хорошие люди” совершают плохие поступки, совершают действия, которые запускают механизмы воспроизведения исключения. Соответственно, любая выставка – участие в ней и ее создание – должна быть чувствительна к политическому контексту, в противном случае, она будет залипать в существующих репрессивных отношениях, порождать несправедливость, отчуждение, усугублять исключение исключенных.

“Современное искусство представляет собой искусство контекстное. Любой объект окружающего мира, помещенный в специальный контекст, меняется – контекст определяет содержание”¹². По иронии эта цитата взята из кураторского текста к выставке “Секвенции”, и именно чувствительности к контексту как раз и не хватает выставке, чтобы совершить приостановку конвенциональных отношений исключения.

Отказ от солидарности

В единственном доступном обсуждении неэтичности или, по крайней мере, проблематичности выставки, куратор Владимир Парфенок настаивает в своих комментариях к посту в Facebook на двух моментах. Во-первых, что убрать работы – это акт цензуры:

“Делать купюры в этой панораме я посчитал нечестным”¹³.

“Мне тут предлагают сделать купюры, даже не вникая в суть проекта”¹⁴.

А во-вторых, мотивирует свой подход тем, что невозможно исключить имя Михаила Борозны из истории беларусской фотографии:

“По-вашему, нынешняя позиция ректора – повод уничтожить его раннюю работу и переписать историю беларусской фотографии”¹⁵.

“Когда-то и Борозна был другим… прикажешь сжечь его ранние работы?!”¹⁶

Действительно, можно утверждать, что выставка “Секвенции” предпринимает акт цензуры, который однако располагается не по оси исключения Михаила Борозны, а цензурирует, пусть и случайно, Виктора Каленика тем, что его имя маргинализировано, исключено из-за “стола счастья”, то есть из выставки вообще.

Невозможно представить, чтобы одна небольшая выставка способна была бы исключить из истории беларусской фотографии Михаила Борозну, который и без того обладает сильной, с точки зрения официальной власти, позицией, а также доступом к публичным площадкам и медиа. Выставка, которая, по словам самого куратора, “не претендует на полноту освещения проблемы, это лишь некая заявка на новый ракурс”¹⁷, не может совершить процедуру исключения из истории.

Однако она могла бы стать “рукой помощи”, жестом дружеской поддержки коллеги-фотографа, который сегодня исключен из нормальной повседневности, переживает сложные времена, шокирован и фрустрирован. Тем более, что с профессиональной точки зрения, Виктор Каленик – важная фигура в фотографическом поле 1980-90-х годов, который обучался в творческих мастерских “Студия-3” Валерия Лобко, был членом группы “Мета” и участником международных выставок, например, New Soviet Photography (1988-1990). Его работы находятся в коллекции РОСФОТО, которая посвящена феномену “минской школы фотографии”. Не противоречат работы Виктора Каленика и концептуальной идее выставки, которая говорит о секвенции как “методе фотографической фиксации последовательного развития событий самого разного масштаба – от жанровых сцен повседневной жизни до внутренних рефлексий автора”¹⁸. Виктор как раз работал с сериями, сценами. Поэтому приглашение его к участию в выставке могло бы быть не благотворительностью, а солидарностью и актом заботы. Ведь этимологически слово “куратор” отсылает к латинскому “curare” – “забота”, “лечение”, а значит, куратор должен проявлять чуткость не только к контексту, но также к угнетенным, лишенным голоса коллегам, которые сегодня чувствуют свою уязвимость и истощение.

Именно отказ от этой поддержки и заботы стоит считывать как акт цензуры. Исключение из выставки Михаила Борозны со стороны куратора и организаторов выставки не было бы актом цензуры, как не было бы актом цензуры снятие собственных работ в знак протеста против несправедливого приговора в отношении Марии Каленик. Речь не идет о цензуре применительно к некой воображаемой “объективной” истории.

Не включить работы Виктора Каленика, но включить работы Михаила Борозны – это акт цензуры по отношению к сегодняшней политической ситуации. Поскольку таким образом воспроизводится и легитимируется сам приговор и нормализуется исключенное положение Виктора Каленика.

Анализ выставки “Секвенции” помогает вскрыть механизм залипания в существующей диспозиции власти, которое достигаются за счет автоматизма. Мы наблюдаем, как сама выставка воспроизводит механизм включения / исключения некоторых акторов – они оказываются лишенными голоса, представленности в публичной сфере, как неудобные, “своевольные субъекты”. Именно рефлексивный, сфокусировано критический подход дает возможность совершить приостановку этого воспроизведения, что ведет к созданию сетей солидарности, поддержки.

Изображение на главной странице – Антонина Стебур

---

1. Ульяна Невзорова – беларусская художница, сестра Марии Каленик, дочь Виктора Каленика↑

2. Комментарий Юрия Элизаровича к посту Сергея Михаленко “Не могу понять, как такое возможно…” // Facebook 5 июля 2021 – https://www.facebook.com/mihalenko/posts/10209177940362731 [Дата входа: 07.08.2021]↩

3. Секвенции. Выставка к 70-летию Валерия Лобко. – http://azgur.by/sobytiya/item/vystavka-k-70-letiyu-valeriya-lobko-sekvencii- [Дата входа: 26.07.2021]↩

4. COUNCIL IMPLEMENTING REGULATION (EU) 2021/997 of 21 June 2021. – https://eur-lex.europa.eu/legal-content/EN/TXT/PDF/?uri=CELEX:32021R0997&qid=1624284469861&from=EN [Дата входа: 07.08.2021]. – С. 14↩

5. «Птички, которых заперли в клетке». Как в Беларуси осудили студентов, участвовавших в осенних акциях протеста. – https://doxajournal.ru/uni/birds_in_a_cage?utm_source=tw&utm_medium=soc&utm_campaign=segodnya-chetverg–no-v-belarusi-ego-nazyv&utm_content=53165831#rec340224246 [Дата входа: 07.08.2021]↩

6. Sergey Mikhalenko “Не могу понять, как такое возможно…” // Facebook 5 июля 2021 – https://www.facebook.com/mihalenko/posts/10209177940362731 [Дата входа: 20.07.2021]↩

7. По данным правозащитного центра“Вясна”. – https://prisoners.spring96.org/ru/person/maryja-kalenik [Дата входа: 07.08.2021]↩

8. Осужденных по «Делу студентов» признали склонными к экстремизму. –– https://reform.by/243561-osuzhedennyh-po-delu-studentov-priznali-sklonnymi-k-jekstremizmu [Дата входа: 07.08.2021]↩

9. Sergey Mikhalenko “Не могу понять, как такое возможно…” // Facebook 5 июля 2021 – https://www.facebook.com/mihalenko/posts/10209177940362731 [Дата входа: 20.07.2021]↩

10. Кондратенко Т. Тамара Соколова: выставочный проект «Одни – такие. Другие – такие», 2014. – http://zbor.kalektar.org/2/ [Дата входа: 20.07.2021]↩

11. Ахмед С. Феминистки-кайфоломщицы (и другие своевольные субъекты). – Художественный журнал №108, 2019 http://moscowartmagazine.com/issue/89/article/1967 [Дата входа: 20.07.2021]↩

12. Цит. Ольги Рыбчинской в кураторском тексте к выставке “Секвенции”, 2021. – Личный архив Антонины Стебур↩

13. Комментарий Uladzimir Parr [Владимир Парфенок] к посту Sergey Mikhalenko “Не могу понять, как такое возможно…” // Facebook 5 июля 2021 – https://www.facebook.com/mihalenko/posts/10209177940362731 [Дата входа: 07.08.2021]↩

14. Там же↩

15. Там же↩

16. Там же↩

17. Кураторский текст к выставке “Секвенции”, 2021. –– Личный архив Антонины Стебур↩

18. Там же↩