Ответ на «ПРОЕКТ “ЗОЯ”, ИЛИ, КАК Я СТАЛА ДРУГОЙ»
11/11/2023
Фиа Адлер Сандблад является художественной руководительницей театра ADAS, который она основала более тридцати лет назад в Констепидемине в Гетеборге, Швеция. Здесь она отвечает на текст Оксаны Гайко об их совместной работе в 2021-2023.
Здравствуй, Оксана!
Я приветствую то, что ты подняла вопросы, возникшие в связи с нашей работой над Mama Zoya, Belarus, высказала свои мысли и выбрала постколониальную оптику. Диалог важен для всех нас, чтобы мы могли двигаться вперед в понимании того, кто мы есть, как выглядят наши миры; и ради нашего общего будущего.
У нас разные взгляды на многие вещи, и поэтому из уважения к той работе, которую мы проделали вместе, я хотела бы добавить к твоему тексту следующее.
Уже осенью 2022 года была достигнута устная договоренность, основанная на многочисленных и долгих разговорах как об экономических условиях театра ADAS, так и о том, как в процессе создания спектакля мы, вместе и по отдельности, будем нести ответственность за художественную работу. Соглашение было оформлено в декабре 2022 года в соответствии со шведскими законами и правилами. Финансовые ресурсы, на которые мы можем претендовать как независимый театр в Швеции, поступают от государства и от региона. Они сопровождаются требованиями предоставить что-то взамен. Это означает, что мы обязаны завершить намеченную работу. В договоре с тобой это было четко прописано. Мы также открыто говорили о том, что театр ADAS должен выступать в качестве владельца проекта, а значит, и обладать властью, но при этом нести ответственность перед спонсорами и, в конечном счете, перед налогоплательщиками/зрителями. В этих разговорах участвовал и продюсер ADAS, а в декабре и твоя коллега из театра “Крылы Халопа”, которую я называю С.
Вопреки тому, что ты пишешь, Оксана, мы приняли участие С. в работе с распростертыми объятиями. Мы с удовольствием вовлекли ее в работу как личность и как коллегу. Помимо ее личных качеств, с помощью С. мы привнесли в проект еще больше Беларуси, что было немаловажной частью замысла. Другая задача состояла в том, чтобы показать мать с точки зрения дочери — мать, которую та одновременно любила и от которой страдала. Это сходно с тем, что я сделала о моей матери и ее истории, и с этим проектом ты была знакома и выразила свое восхищение. Таким образом, намечалась плодотворная основа для хорошего художественного сотрудничества.
Почти тридцать лет я работаю дипломированным профессиональным драматургом. Я часто работаю с историями, которые не были проговорены, которые были скрыты. В ходе работы я провожу обстоятельные интервью, чтобы выявить голоса, которые, по моему мнению, должны быть услышаны. В этом нет ничего сентиментального. Я делаю это потому, что мне интересно узнать, на что похож мир и обстоятельства жизни со слов, которыми эти люди делятся со мной. Я также бдительна к заключению договоренностей о том, что когда истории приходят ко мне, я в меру моих возможностей создаю из них произведения искусства, и в этот момент эти интервью становятся, так сказать, моими.
Мы с тобой, Оксана, провели тринадцать дней в мае и июне 2022 года, часто по три-пять часов за один присест, где ты рассказывала, а я делала заметки. Через несколько дней я возвращалась со своими записями, которые читала вслух, а ты их дополняла и корректировала. Вместе с моими вопросами и мыслями мы углубляли повествование. В этом контексте мы говорили о том, что сценарий буду писать я и что это будет одна из многих возможных историй о твоей маме, Зое. Одновременно с написанием сценария, работа над которым продолжалась в течение года, я читала об истории Беларуси, о явлениях и событиях, которых мы касались в наших беседах, и рассуждала самостоятельно. За те годы, что Констепидемин вел проект STATUS совместно с беларусскими художниками и организациями, я познакомилась со многими людьми из Беларуси. Поскольку я сама никогда не была в Беларуси, мне было важно, чтобы ты узнала себя в том, что я постаралась понять, и в том, как я об этом написала.
Как и многие шведы, я мало что знала о Беларуси. Но мне кажется, что я много знаю о людях. Не в последнюю очередь о женщинах и о том, каково это — жить и испытывать угнетение. Так как я сама являюсь сиротой, я работала с проблемами колониальной оптики, основываясь на своей собственной истории, на опыте пребывания на чужой земле в обстоятельствах и условиях, отличных от тех, из которых я пришла, и находясь в полной зависимости от условий, в которые меня поместили. С моей точки зрения, использование в данном случае постколониальной перспективы создает дистанцию, которая поднимает личный опыт на другой уровень. Но при этом есть риск превратить себя в жертву и демонизировать “Другого”. И тогда разговор прекращается.
Во время нашей подготовительной работы я почувствовала, что в тебе, Оксана, накопилась сильная усталость, но в то же время было много силы и радости. У меня сложилось впечатление, что мы наслаждались обществом друг друга. Я была рада нашей встрече и до сих пор чувствую близость с тобой, несмотря на то, что ты решила прервать дружеские отношения со мной.
В нашей совместной работе были сложности, но со своей стороны я не чувствовала ничего такого, с чем мы не могли бы разобраться. Наши культурные различия проявились очень ярко: как в художественных идеях, во мнениях о том, могут ли два взрослых актера сыграть молодого человека, так и в том, как мы представляли задачу создания спектакля. Нам с продюсером казалось, что мы все это прояснили, но, очевидно, недостаточно.
То, что беларусский композитор получал меньшую зарплату, чем тот, кого ты, Оксана, называешь “звукоинженером”, объясняется графиком работы, обязанностями и задачами. Композитор приезжал на площадку на пару недель и предоставлял музыкальные темы, которые “звукоинженер”, находившийся на площадке в течение двух месяцев, аранжировал и затем вместе с ансамблем вписывал в постановку. В обязанности “звукоинженера” также входило привезти все техническое оборудование, записать, смикшировать и подготовить все аудиофайлы к выступлению.
Да, нам неприятно, что мы слишком часто работаем в условиях недостаточного финансирования, но это часть нашей реальности. Это было доведено до сведения всех наших беларусских коллег, в том числе и до тебя, Оксана. Ты также принимала участие в принятии решений, когда мы утверждали бюджет проекта.
Производственный период составил семь недель с двумя дополнительными неделями с 27.02 по 30.04. Премьера была запланирована на 14 апреля, но на этапе планирования мы сообщили, что хотели бы оставить тебя, Оксана, на пару дополнительных недель на случай, если придется перенести премьеру — что мы и сделали.
Я думаю, что в команде не было ни одного человека, который бы не пытался понять, насколько ужасно жить в изгнании. Мы все, конечно, отдавали себе отчет в том, что не обладаем таким опытом, как наши беларусские коллеги, но мы были полны сочувствия и доброжелательности. Мы глубоко переживали за проект и за тебя, Оксана, ведь ни во время нашей первой встречи осенью 2021 года, ни в феврале 2023 года ты не чувствовала себя достаточно хорошо. Трое других коллег по команде покинули Беларусь и находились в изгнании, но то огромное давление, которое испытывала ты, думаю, во многом объясняет возникшие трудности. Если бы у нас было больше времени и денег, мы бы сбавили темп. Двигались бы вперед. Продумали бы все заново. Но у нас этого не было. У нас была финансовая поддержка, ограниченная по времени, с запланированными сроками, так что мы могли продвигаться в разных направлениях всего несколько дней. Эти условия озвучивались снова и снова как осенью-зимой 2022 года, так и в начале весны 2023 года.
Для нас не было ни странным, ни драматичным, просто невероятно печальным, что ты, Оксана, почувствовала себя настолько плохо, что мы не сочли возможным продолжать работу, не попросив тебя сделать перерыв на две недели, чтобы впоследствии посмотреть, вернутся к тебе силы или нет. Заболеть не стыдно и не является признаком слабости — это может случиться с каждым из нас — и в таком случае мы должны подготовиться в соответствии с ситуацией и сделать все, что в наших силах.
Мы предложили тебе воспользоваться большой квартирой, которую снимали для проекта, именно из этих соображений, а не из корыстных побуждений. Мы с продюсером пришли к выводу, что тебе и С. было бы приятно каждой находиться в собственном пространстве и не делить его ни с кем. Когда тебя попросили вернуться к работе после двух недель, оставалось почти четыре недели репетиционного времени, а не одна неделя.
Также из соображений заботы о тебе и твоей безопасности мы взяли на себя обсуждение вопроса о том, насколько ты должна быть представлена во внешней рекламе театра. В отличие от трех других наших беларусских коллег, у тебя в Беларуси остались жизнь и собственность, поэтому мы отнеслись к тебе с большим вниманием с точки зрения безопасности, чем к остальным. Текст, на который ты отреагировала, был тем же самым, который ты одобрила ранее. То, как другие пишут в комментариях в социальных сетях, — это то, за чем мы можем следить, но на что мы не можем повлиять.
Нам (= мне и театру ADAS) нечего бояться. Печально, что тут замешана болезнь, но что поделать — болезнь это болезнь. Остальные одиннадцать коллег по проекту довольны тем, что мы сделали, и тем, что продолжаем работать над значимой постановкой. Мы очень рады, что ты пришла, посмотрела, и тебе понравилось; и да — конечно, мы волновались. Нам так хотелось, чтобы ты посчитала ее достойной и значимой, и когда в тот момент ты выразила свое одобрение, мы были очень рады этому. Затем, в мае 2023 года, ты заявила именно это: ты считаешь, что мы сделали сильное и достойное выступление и хочешь, чтобы мы продолжали играть в Швеции и за рубежом. Кроме того, ты намеревалась предоставить нам для этого свои европейские контакты, от чего ты впоследствии отказалась, не объяснив причин.
Лично мне жаль, что ты воспринимаешь мое теплое отношение к тебе как коварство с моей стороны. Я не изображаю восторг — разве что на сцене; когда он возникает в моей жизни, он настоящий. Я не подлая. Твои утверждения о моем своеобразном характере, трудоголизме и токсичном режиме работы преувеличены.
Мы выполнили совместную работу, в результате которой получилась сильная и важная постановка. Тебя не сделали невидимкой и не лишили того, от чего ты не отказалась сама. Ты выступаешь вместе со мной как создательница постановки, и тебе были предложены авторские вознаграждения (роялти), которые ты не приняла. Я никогда не призывала тебя кричать. Тебе не запрещали говорить по-русски, но нам очень нужен был английский в рабочем пространстве. Тебя не выгнали без обсуждения, у нас были дискуссии, и я сожалею, что сейчас ты предпочитаешь рассказывать о них с умалением их значимости. По разным причинам, которые ты так хорошо описала в своем тексте, тебе было трудно быть доступной для бесед и обсуждений. В итоге все это привело к тому, что мы не смогли реализовать проект с тобой за рулем.
Я искренне понимаю степень твоего разочарования от того, что ты не сумела осуществить свой замысел. Давай попробуем найти дальнейший путь, который позволит нам не отдаляться и не отчуждаться друг от друга, будь то с постколониальной, гендерной, этнической или интерсекциональной точек зрения. Твой рассказ и мой ответ на него — это возможный способ продолжить диалог, чтобы стать мудрее и иметь возможность встретиться снова — что, я надеюсь, мы и сделаем.
Гетеборг, 3 ноября 2023 г.
Фиа Адлер Сандблад