С 24 февраля 2022 года во мне поселилась ненависть. Обычно я никому не желаю зла, но с того момента стала жаждать всего самого ужасного для одного человека – президента Путина. Это буквально разъедало меня изнутри, выжигая дыры и скручивая внутренние органы. Мне хотелось плеваться огнём, что-то разрушить. Догадываюсь, что не одна находилась в подобном состоянии. 

Уехав из России и выплакав первую порцию слез, я задумалась о том, как справляться с ненавистью. Вспомнила слова мамы о том, что у ненцев принято: если кто-то сильно бесит и вызывает плохие желания, нужно представить, что он твой родственник, отнестись к нему, как к члену семьи. Ну и я попробовала представить, а что если бы Путин был моим братом или троюродной тетей? Какая это могла бы быть история? Я думала об этом и решила, что текст может мне помочь её увидеть. В принципе, письмо да и весь художественный процесс для меня – эксперимент по смещению взгляда или даже деколонизации сознания, которую я понимаю как способность идти новыми путями, исследовать знакомые нарративы с другого ракурса.

Сначала были смутные подозрения о сомнительности этой затеи, но меня уже захватили размышления о том, как воображение способно преломлять действительность и буквально воздвигать новые миры. Ещё любопытно то, как встречали эту идею те, кому я про нее рассказывала: от меня ожидалось, что это будет история с назидательным финалом и моралью о наказанности зла. Да, я бы хотела этого. Но для меня художественное исследование заключается в том, что неизвестно, чем оно закончится, и заранее трудно предсказывать его финал, поэтому мне обычно интересно этим заниматься. Но не хотелось кого-то обмануть, разочаровать или не оправдать ожиданий, поэтому я предупредила редакторку, а потом отдалась неизвестности и начала писать.

1. 

Итак, я размышляла о своей ненависти к Путину и о желании мучительной смерти для него. Думала про слова мамы, и про то, что за такую миролюбивость и попытки решать острые вопросы ненасильственно ненцев считают слабаками, которые не могут за себя постоять. Но если присмотреться, то о чем это? О том, что в мире, где правят иерархии, власть и сила, – люди / народы, ведущие себя иначе и не вписывающиеся в насильственные отношения, воспринимаются дураками, которые не могут отстаивать свою независимость, поэтому в их уничтожении можно обвинить их самих. А чтобы тебя уважали, нужно становиться столь же кровожадными, как и те, кто на тебя нападает, и только тогда заслужишь право на самоопределение, язык, территорию, жизнь. Подозреваю, здесь есть какой-то подвох. И он не в том, что кто-то включается в эти отношения, а в том, что кто-то в принципе нападает, пытается брать силой и считает это нормальным. 

Но разве нельзя быть собой и иметь права просто потому, что мы те, кто мы есть? И что, если не брать за основу для жизни утверждение, что в мире выживает сильнейший, а миром правят власть и сила? Если представить, что не обязательно доминировать, чтобы выживать? Каким тогда бы мог быть мир? Как происходило бы управление, регуляция, взаимодействие обществ? 

Возможно, тогда пригодились бы такие тезисы: 

в мире выживает нежнейший

эмпатия, сонастройка – прежде всего

разделяй власть – разделяй ответственность

все важны и имеют право быть

нормы и традиции – не то, чем кажутся

мир может быть другим

мир должен быть гибче

Но ощущение, что нам пока остается 

смотреть в оба, ждать,

думать и действовать,

сохранить себя, разум и здоровье,

оставлять в сердце доброту и мягкость,

быть в контакте с собой, с другими,

не повторять, не становиться такими же, 

не воспроизводить, не копировать. 

Найти свой голос, обрасти мягкой шерстью солидарности, 

льнуть боками друг к другу и греться,

мечтать, включать воображение,

взращивать иные способы существовать в мире,

становиться больше, многочисленнее, значимее,

чтобы методы силы потеряли актуальность и остались в прошлом.

Но не застревать в чем-то одном,

прислушиваться к новому, присматриваться к старому,

задавать вопросы,

давать жизни случаться, 

быть живыми 

2.

Иметь власть – не принадлежать себе?

Я полагаю, что власть сама по себе не всегда плоха, она не имеет оценок, а просто существует, как явление. Но в какой момент она дискредитирует себя? Когда превращается в то, чего избегают? Власть – это большая ответственность, бремя, тяжелая ноша, в которой важно сохранять чувствительность к другим, к себе, иметь ориентиры вне ее парадигмы. Но насколько это возможно?

Мы говорили с подругой о Путине. Она сказала: представь, каково это, когда в твоем распоряжении огромные ресурсы. Единственной целью того, кто ими обладает, становится их удержание. Это огромная работа, и этот опыт настолько далек от нас (вообще многих, живущих в этой стране), что нам такое невообразимо. Представь, что у тебя есть вообще всё, и жизнь подчинена только стремлению сохранить то, что имеешь. Это совсем другие задачи и другое измерение всего бытия. Что бы ты тогда делала, какие страхи испытывала?

Я пыталась представить тогда, но до сих пор не могу. А ещё больше не могу понять: зачем все это? Зачем, если никто не вечен, если природные ресурсы не бесконечны, и так или иначе всё изменится? И как быть счастливым, если поступаешь плохо с другими? А также сколько ещё это может длиться? Я отказываюсь строить объяснения для этого, и мне страшно от пустоты, которая за этим стоит. Хотя, да что я понимаю?! Я ведь даже не могу представить…

3.

О Путине за это время я думала много. Прикидывала его карьеру, если бы он был моим дядей-оленеводом, воображала наш разговор, если бы он был моей сестрой-близнецом, видела сон, где мы обсуждали искусство и смотрели на закат. Возможно, он бы мог быть другим человеком, но. Я осознала, что он не может быть моим родственником. Потому что это должна быть слишком другая страна, или мне следовало бы родиться кем-то другим в совсем ином месте России. А так всё слишком нереалистично, сказочно, сновидчески, почти сюрреалистично. И я не знаю, сколько еще должно пройти времени, сколько смениться поколений власти, как должна преобразиться страна, чтобы, например, какая-нибудь ненка могла претендовать на управление ей, чтобы моя родня могла стать президентом. 

К сожалению, с каждым днем я все больше утрачивала способность и желание развивать грезы о новом родственнике. Властный режим – заржавевшая машина, устаревший фантом прошлого. С чем он сражается и за что? 

***

Сегодня мне приснится последний сон о президенте. Мы встретимся в стеклянном замке на берегу кровавого моря. Сидя в самой глубокой потайной комнате, он будет безуспешно пытаться сложить из кубиков с буквами В, О, Й, Н, А слово СПЕЦОПЕРАЦИЯ. В какой-то момент он заплачет от бессилия, ненависти, одиночества и будет плакать так долго и так много, что начнет таять, а потом исчезнет прямо у меня на глазах.